МИЛАН – В последние годы формирование устойчивости стало своеобразной мантрой, особенно во время пандемии Covid-19. Но действия, направленные на повышение уровня экономической безопасности и диверсификацию, были медленными. Впрочем, теперь, после вторжения России в Украину, ситуация может измениться.
На протяжении десятилетий после Второй мировой войны участники экономики во всём мире искренне – и со временем всё больше – верили в широкую международную приверженность сравнительно открытой глобальной экономике. В отличие от отдалённого прошлого, когда страны регулярно начинали войны для защиты своих экономических интересов, власти мало тревожились о возможности произвольного или политически мотивированного отказа в доступе к критическим ресурсам или рынкам. Они могли сузить спектр своей озабоченности такими проблемами, как экономические риски, вызванные изменениями условий спроса и предложения и иногда сильными колебаниями цен.
Однако противоречия, трения и блокировки в глобальных производственных цепочках во время пандемии начали ослаблять эту веру. Цены и рынки не играли основную роль при распределении вакцин. Кроме того, Китай, США и другие страны стали воздвигать высокие барьеры на пути доступа к рынку иностранных технологических фирм (прежде всего, из стран-соперников), ссылаясь на озабоченность вопросами национальной безопасности.
Если говорить шире, экономические и финансовые санкции превратились во внешнеполитическое оружие, используемое по собственному выбору, особенно в США. И поэтому не стоит удивляться, что именно санкции стали главной реакцией Запада на украинский кризис, особенно если учесть вероятность, что Россия сочтёт любое прямое военное вмешательство НАТО в Украину объявлением войны. США и Евросоюз быстро приняли решения о том, чтобы отрезать крупнейшие российские банки от международных транзакций, отключив их от системы финансовых сообщений SWIFT, а теперь ещё и заморозили активы Центрального банка России.
Поскольку экономика России уже начала пошатываться, сегодня совершенно ясно, что экономическая безопасность страны зависит от её общих отношений с торговыми партнёрами, которые должны быть вполне надёжными и предсказуемыми. Тем самым возникают серьёзные краткосрочные проблемы, особенно для Евросоюза, который находится в незавидном положении тяжёлой зависимости от импорта российских энергоресурсов.
На сегодня Россия поставляет почти 40% европейского природного газа. Страх потерять эти поставки серьёзно сдерживает экономическую реакцию Запада на вторжение в Украину. Например, изначально крупнейшие страны ЕС возражали против исключения России из SWIFT, а когда решение было принято, пострадали лишь несколько специально «отобранных» банков.
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
В то же время Россия зависит от продолжения закупок газа Евросоюзом. И поэтому, наверное, самое мощное экономическое оружие, имеющееся в арсенале Запада, – это оружие, которое ЕС не может использовать, не нанеся серьёзного вреда самому себе. Результат похож на «взаимно гарантированное уничтожение», которое мир уже давно использует для сдерживания ядерных атак.
Как признал на прошлой неделе премьер-министр Марио Драги, «события этих дней показывают, что было неразумно не заниматься более активно диверсификацией наших источников энергоресурсов и наших поставщиков на протяжении последних десятилетий». Действительно, Европа, похоже, оказалась загнана в энергетический угол, хотя не связанные с ТЭК санкции, несомненно, весьма суровы, и их можно ещё больше ужесточить. В любом случае издержки любых санкций, включая изоляцию России от глобальных рынков и потерю ею доступа к товарам и технологиям, в значительной мере будут зависеть от степени поддержки России Китаем.
Пока что европейским лидерам придётся просто решать надвигающиеся проблемы. Но для повышения долгосрочной безопасности европейских стран во всё более турбулентном мире они просто обязаны включить идею формирования экономической устойчивости (достигаемой с помощью диверсификации) в свои внешнеполитические стратегии.
В сфере энергетики Европа может последовать примеру Японии, которая тоже полностью зависима от импортного ископаемого топлива. Япония получает нефть от нескольких стран на Ближнем Востоке, а газ в виде сжиженного природного газа (СПГ) из Австралии, Малайзии, Катара, России, США и других стран, причём наибольшая доля у Австралии (27%). Если бы у Европы структура закупок энергоресурсов выглядела больше похожей на японскую, тогда расклад издержек в нынешней игре России и Запада выглядел бы совершенно иначе, а Европа имела бы возможность наносить асимметричный ущерб России с помощью санкций, связанных с энергетикой.
Ценность диверсификации повышается вместе с масштабом грозящих рисков, которые сравнительно мало коррелируют между собой. Кто-то может указать, что подобная диверсификация дорого обходится, в том числе и потому, что она снижает эффективность. Такие издержки могут показаться ненужными в стабильной среде с низкими рисками, но мы не живём в такой среде. В современном мире затраты на диверсификацию меркнут на фоне потенциальных – и вполне вероятных – затрат, вызванных различными сбоями. Когда существуют значительные и не вполне коррелируемые риски, диверсификация становится наилучшей стратегией.
Это касается не только импорта. Поскольку может быть перекрыт доступ к рынкам (Китай в этом лично убедился в период правления президента США Дональда Трампа), государства должны также стараться диверсифицировать свои экспортные рынки. Хотя трудно проводить диверсификацию, сокращая долю стран с такой крупной экономикой, как у США или Китая, в этом направлении можно двигаться.
Конечно, наиболее срочный императив – диверсификация и уход от непредсказуемых торговых партнёров. Партнёры, правила взаимодействия с которыми чётко согласованы и которые, скорее всего, останутся стабильными, создают намного меньше рисков, что снижает пользу диверсификации. Тем не менее государствам надо избегать избыточной зависимости от любого партнёра (и не важно, насколько он стабилен), в том числе из-за усиления рисков сбоев, связанных с изменением климата.
Важно отметить, что нужный уровень диверсификации, то есть такой уровень, который повышает экономическую безопасность страны и улучшает переговорные позиции в случае кризиса, вряд ли будет достигнут исключительно благодаря рынкам, потому что участники рынка не полностью осознают его экономическую и стратегическую пользу. Хотя они отчасти понимают эти риски и не будут совсем отказываться от диверсификации рынков и источников поставок, скорее всего, они не пойдут достаточно далеко.
В связи с этим, важную роль в продвижении данного процесса должны сыграть государственная политика и международная координация. К счастью, сейчас у властей имеется сильный стимул предпринять необходимые шаги. Однако сохранится ли у них это ощущение неотложности, или же оно ослабнет, когда снизится уровень ощущаемой угрозы, ещё предстоит увидеть.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
Iran’s mass ballistic missile and drone attack on Israel last week raised anew the specter of a widening Middle East war that draws in Iran and its proxies, as well as Western countries like the United States. The urgent need to defuse tensions – starting by ending Israel’s war in Gaza and pursuing a lasting political solution to the Israeli-Palestinian conflict – is obvious, but can it be done?
The most successful development stories almost always involve major shifts in the sources of economic growth, which in turn allow economies to reinvent themselves out of necessity or by design. In China, the interplay of mounting external pressures, lagging household consumption, and falling productivity will increasingly shape China’s policy choices in the years ahead.
explains why the Chinese authorities should switch to a consumption- and productivity-led growth model.
Designing a progressive anti-violence strategy that delivers the safety for which a huge share of Latin Americans crave is perhaps the most difficult challenge facing many of the region’s governments. But it is also the most important.
urge the region’s progressives to start treating security as an essential component of social protection.
МИЛАН – В последние годы формирование устойчивости стало своеобразной мантрой, особенно во время пандемии Covid-19. Но действия, направленные на повышение уровня экономической безопасности и диверсификацию, были медленными. Впрочем, теперь, после вторжения России в Украину, ситуация может измениться.
На протяжении десятилетий после Второй мировой войны участники экономики во всём мире искренне – и со временем всё больше – верили в широкую международную приверженность сравнительно открытой глобальной экономике. В отличие от отдалённого прошлого, когда страны регулярно начинали войны для защиты своих экономических интересов, власти мало тревожились о возможности произвольного или политически мотивированного отказа в доступе к критическим ресурсам или рынкам. Они могли сузить спектр своей озабоченности такими проблемами, как экономические риски, вызванные изменениями условий спроса и предложения и иногда сильными колебаниями цен.
Однако противоречия, трения и блокировки в глобальных производственных цепочках во время пандемии начали ослаблять эту веру. Цены и рынки не играли основную роль при распределении вакцин. Кроме того, Китай, США и другие страны стали воздвигать высокие барьеры на пути доступа к рынку иностранных технологических фирм (прежде всего, из стран-соперников), ссылаясь на озабоченность вопросами национальной безопасности.
Если говорить шире, экономические и финансовые санкции превратились во внешнеполитическое оружие, используемое по собственному выбору, особенно в США. И поэтому не стоит удивляться, что именно санкции стали главной реакцией Запада на украинский кризис, особенно если учесть вероятность, что Россия сочтёт любое прямое военное вмешательство НАТО в Украину объявлением войны. США и Евросоюз быстро приняли решения о том, чтобы отрезать крупнейшие российские банки от международных транзакций, отключив их от системы финансовых сообщений SWIFT, а теперь ещё и заморозили активы Центрального банка России.
Поскольку экономика России уже начала пошатываться, сегодня совершенно ясно, что экономическая безопасность страны зависит от её общих отношений с торговыми партнёрами, которые должны быть вполне надёжными и предсказуемыми. Тем самым возникают серьёзные краткосрочные проблемы, особенно для Евросоюза, который находится в незавидном положении тяжёлой зависимости от импорта российских энергоресурсов.
На сегодня Россия поставляет почти 40% европейского природного газа. Страх потерять эти поставки серьёзно сдерживает экономическую реакцию Запада на вторжение в Украину. Например, изначально крупнейшие страны ЕС возражали против исключения России из SWIFT, а когда решение было принято, пострадали лишь несколько специально «отобранных» банков.
Subscribe to PS Digital
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
В то же время Россия зависит от продолжения закупок газа Евросоюзом. И поэтому, наверное, самое мощное экономическое оружие, имеющееся в арсенале Запада, – это оружие, которое ЕС не может использовать, не нанеся серьёзного вреда самому себе. Результат похож на «взаимно гарантированное уничтожение», которое мир уже давно использует для сдерживания ядерных атак.
Как признал на прошлой неделе премьер-министр Марио Драги, «события этих дней показывают, что было неразумно не заниматься более активно диверсификацией наших источников энергоресурсов и наших поставщиков на протяжении последних десятилетий». Действительно, Европа, похоже, оказалась загнана в энергетический угол, хотя не связанные с ТЭК санкции, несомненно, весьма суровы, и их можно ещё больше ужесточить. В любом случае издержки любых санкций, включая изоляцию России от глобальных рынков и потерю ею доступа к товарам и технологиям, в значительной мере будут зависеть от степени поддержки России Китаем.
Пока что европейским лидерам придётся просто решать надвигающиеся проблемы. Но для повышения долгосрочной безопасности европейских стран во всё более турбулентном мире они просто обязаны включить идею формирования экономической устойчивости (достигаемой с помощью диверсификации) в свои внешнеполитические стратегии.
В сфере энергетики Европа может последовать примеру Японии, которая тоже полностью зависима от импортного ископаемого топлива. Япония получает нефть от нескольких стран на Ближнем Востоке, а газ в виде сжиженного природного газа (СПГ) из Австралии, Малайзии, Катара, России, США и других стран, причём наибольшая доля у Австралии (27%). Если бы у Европы структура закупок энергоресурсов выглядела больше похожей на японскую, тогда расклад издержек в нынешней игре России и Запада выглядел бы совершенно иначе, а Европа имела бы возможность наносить асимметричный ущерб России с помощью санкций, связанных с энергетикой.
Ценность диверсификации повышается вместе с масштабом грозящих рисков, которые сравнительно мало коррелируют между собой. Кто-то может указать, что подобная диверсификация дорого обходится, в том числе и потому, что она снижает эффективность. Такие издержки могут показаться ненужными в стабильной среде с низкими рисками, но мы не живём в такой среде. В современном мире затраты на диверсификацию меркнут на фоне потенциальных – и вполне вероятных – затрат, вызванных различными сбоями. Когда существуют значительные и не вполне коррелируемые риски, диверсификация становится наилучшей стратегией.
Это касается не только импорта. Поскольку может быть перекрыт доступ к рынкам (Китай в этом лично убедился в период правления президента США Дональда Трампа), государства должны также стараться диверсифицировать свои экспортные рынки. Хотя трудно проводить диверсификацию, сокращая долю стран с такой крупной экономикой, как у США или Китая, в этом направлении можно двигаться.
Конечно, наиболее срочный императив – диверсификация и уход от непредсказуемых торговых партнёров. Партнёры, правила взаимодействия с которыми чётко согласованы и которые, скорее всего, останутся стабильными, создают намного меньше рисков, что снижает пользу диверсификации. Тем не менее государствам надо избегать избыточной зависимости от любого партнёра (и не важно, насколько он стабилен), в том числе из-за усиления рисков сбоев, связанных с изменением климата.
Важно отметить, что нужный уровень диверсификации, то есть такой уровень, который повышает экономическую безопасность страны и улучшает переговорные позиции в случае кризиса, вряд ли будет достигнут исключительно благодаря рынкам, потому что участники рынка не полностью осознают его экономическую и стратегическую пользу. Хотя они отчасти понимают эти риски и не будут совсем отказываться от диверсификации рынков и источников поставок, скорее всего, они не пойдут достаточно далеко.
В связи с этим, важную роль в продвижении данного процесса должны сыграть государственная политика и международная координация. К счастью, сейчас у властей имеется сильный стимул предпринять необходимые шаги. Однако сохранится ли у них это ощущение неотложности, или же оно ослабнет, когда снизится уровень ощущаемой угрозы, ещё предстоит увидеть.