ЛОНДОН – В последнее время добровольные рынки углеродных офсетов подверглись критике, при этом критики ставят под сомнение эффективность контрактов, направленных на сокращение выбросов углекислого газа в атмосферу сравнивая с тем, что произошло бы в отсутствие этих контрактов. Наибольшую обеспокоенность вызывают “природные (nature-based)” проекты, связанные с различными изменениями в землепользовании, таких как охрана лесов, высадка новых (облесение) и т.д.
Однако несовершенство этих инструментов ни для кого не секрет. На протяжении более двух десятилетий экологи и лесоводы работают над созданием более сложных методов, позволяющих оправдать доверие экономистов к рыночным инструментам, и они добились в этом значительного прогресса. Хотя офсетные схемы все еще полны сложностей, нет никаких сомнений в том, что они платят за то, что действительно имеет значение.
Представьте себе, что вы видите то, что видит атмосфера. В шестом оценочном отчете Межправительственной группы экспертов по изменению климата представлен обзор углеродного цикла планеты, из которого становится очевидной фундаментальная роль преобразования растениями CO2 в целлюлозу и обратно в огромных масштабах. Один только наземный фотосинтез ежегодно поглощает 113 миллиардов тонн углерода. Для сравнения, в прошлом году человечество выбросило в атмосферу около 11 миллиардов тонн углерода.
Проблема, безусловно, заключается в том, что кумулятивный вклад человека идет только в одном направлении, тогда как углерод, улавливаемый растительностью, обычно уравновешивается равным, противоположным потоком от дыхания и разложения растений. Вмешавшись в климатическую систему, мы нарушили этот баланс, ежегодно добавляя к ландшафту и океану около 5,9 млрд тонн чистого потока углерода. Другими словами, планета поглощает лишь половину того, что мы выбрасываем в атмосферу.
Даже относительно небольшая пертурбация в этом обширном природном цикле может достичь огромных масштабов. Именно поэтому природа является таким привлекательным вариантом смягчения последствий изменения климата. Предположим, нам удастся отказаться от сжигания ископаемого топлива. Для того, чтобы удержать средние глобальные температуры в пределах 1,5° или 2° по Цельсию от доиндустриального уровня все равно потребуется значительное устранение углерода. Оценки разнятся, но они составляют порядка 200-300 миллиардов тонн, которые могут быть поглощены растениями до 2100 года.
И на этом история не заканчивается. Атмосфера содержит около 870 миллиардов тонн углерода в форме CO2 (одна треть которого была добавлена после индустриализации), и углеродный цикл связывает эти атмосферные запасы с огромными резервуарами. Самым крупным является океан, который удерживает 900 миллиардов тонн на поверхности и еще 37 триллионов тонн в глубине. Наземная растительность и почвы также содержат около 2,15 трлн тонн, а вечная мерзлота содержит еще 1,2 трлн. Что касается атмосферы, то потери из любого из этих резервуаров могут легко превысить количество сжигаемого нами углерода (из 930 миллиардов тонн, содержащихся в ископаемом топливе).
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Управление запасами и потоками углерода в экосистемах планеты имеет далеко не второстепенное значение для поддержания баланса всей системы Земли. Но для выполнения этой задачи нам необходимо по-другому взглянуть на ландшафт. Ландшафты и морские пейзажи – это не просто фон нашей жизни. Это общественная инфраструктура, и, как и всякая инфраструктура, она должна оплачиваться и поддерживаться.
Однако с девятнадцатого века мы знаем, что оплата за инфраструктуру за счет ее предельной выгоды (как это делается в случае офсетов за вмешательство в природу) практически никогда не покрывает общих затрат. Поскольку коммунальная инфраструктура, такая как автомагистрали или аэропорты, как правило, не имеют достаточно высокой предельной выгоды, остальное должно покрываться за счет налогов. Вопрос о том, кого именно облагать налогом, выходит на первый план.
В качестве иллюстрации можно рассмотреть Бразилию, чьи экосистемы содержат около 60 миллиардов тонн углерода в надземной биомассе. Одним из способов оценить, сколько стоит этот запас – это предположить, что мы оцениваем углерод по заданной цене, скажем, в 50 долларов за тонну (наполовину между ценой на регулируемом европейском рынке и природными офсетами на добровольных рынках). В этом сценарии Бразилия является домом для экосистем стоимостью в 10 триллионов долларов, что более чем в шесть раз превышает ВВП страны и намного превышает стоимость ее запасов нефти в 13 миллиардов баррелей.
Теперь встает вопрос, сколько мир должен заплатить Бразилии, чтобы она сохранила этот лес для всех? Если предположить 2% комиссию от стоимости активов (разумная ставка для большинства управляющих активами), то страна должна получать 200 миллиардов долларов в год. На таких условиях Бразилия практически наверняка остановит вырубку лесов в Амазонии.
Но тут мы сталкиваемся с печальной истиной. Нет никаких доказательств того, что международное сообщество готово платить такие суммы. В 2022 году общий объем прямой зарубежной помощи составил всего 186 миллиардов долларов. На протяжении многих лет богатые страны не выполняли данное в 2009 году обязательство по мобилизации 100 миллиардов долларов в год, для оказания помощи развивающимся странам в адаптации к изменению климата.
Рассматривая природные активы не как инфраструктуру, а как производителей услуг, мы в конечном счете полагаемся на добровольные платежи компаний, в обмен на “офсетинг” каких-то других сокращений, которые они не могут или не хотят осуществлять. Но несмотря на все недостатки этого механизма, по крайней мере, он направляет часть денег – пусть и каплю в море – на управление углеродными ландшафтами.
Безусловно, дополнительная проверка офсетов приветствуется в целях стимулирования работы. Но было бы фатальной ошибкой сделать вывод, что защита лесов или увеличение поглотителей углерода на Земле менее важны, чем сокращение выбросов ископаемого топлива. Безусловно, офсетинг природного углерода реализуемый на добровольных углеродных рынках, следует рассматривать лишь как первый шаг. В конце концов, нам нужно будет сделать “все вышеперечисленное”: прекратить сжигание ископаемого топлива, сохранить экосистемы и увеличить способность природы поглощать углерод, независимо от того, сможем ли мы доказать, что такие сокращения не произошли бы в любом случае.
Атмосферу не волнуют ни наши мотивы, ни контрфактуалы, ни моральные риски. Все, что она видит, это поступающий и выходящий из нее углерод. Экосистемы накапливают углерод и извлекают его из атмосферы в значительных масштабах. Все мы — налогоплательщики, потребители и компании — должны платить за это важнейшее общественное благо.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
For the past decade, Indian Prime Minister Narendra Modi has been eroding civil liberties and minority rights, curtailing dissent, undermining democratic institutions, and building a cult of personality. The ongoing national election must be understood in this context.
explains how Prime Minister Narendra Modi has eroded democratic safeguards and stacked the deck in his favor.
ЛОНДОН – В последнее время добровольные рынки углеродных офсетов подверглись критике, при этом критики ставят под сомнение эффективность контрактов, направленных на сокращение выбросов углекислого газа в атмосферу сравнивая с тем, что произошло бы в отсутствие этих контрактов. Наибольшую обеспокоенность вызывают “природные (nature-based)” проекты, связанные с различными изменениями в землепользовании, таких как охрана лесов, высадка новых (облесение) и т.д.
Однако несовершенство этих инструментов ни для кого не секрет. На протяжении более двух десятилетий экологи и лесоводы работают над созданием более сложных методов, позволяющих оправдать доверие экономистов к рыночным инструментам, и они добились в этом значительного прогресса. Хотя офсетные схемы все еще полны сложностей, нет никаких сомнений в том, что они платят за то, что действительно имеет значение.
Представьте себе, что вы видите то, что видит атмосфера. В шестом оценочном отчете Межправительственной группы экспертов по изменению климата представлен обзор углеродного цикла планеты, из которого становится очевидной фундаментальная роль преобразования растениями CO2 в целлюлозу и обратно в огромных масштабах. Один только наземный фотосинтез ежегодно поглощает 113 миллиардов тонн углерода. Для сравнения, в прошлом году человечество выбросило в атмосферу около 11 миллиардов тонн углерода.
Проблема, безусловно, заключается в том, что кумулятивный вклад человека идет только в одном направлении, тогда как углерод, улавливаемый растительностью, обычно уравновешивается равным, противоположным потоком от дыхания и разложения растений. Вмешавшись в климатическую систему, мы нарушили этот баланс, ежегодно добавляя к ландшафту и океану около 5,9 млрд тонн чистого потока углерода. Другими словами, планета поглощает лишь половину того, что мы выбрасываем в атмосферу.
Даже относительно небольшая пертурбация в этом обширном природном цикле может достичь огромных масштабов. Именно поэтому природа является таким привлекательным вариантом смягчения последствий изменения климата. Предположим, нам удастся отказаться от сжигания ископаемого топлива. Для того, чтобы удержать средние глобальные температуры в пределах 1,5° или 2° по Цельсию от доиндустриального уровня все равно потребуется значительное устранение углерода. Оценки разнятся, но они составляют порядка 200-300 миллиардов тонн, которые могут быть поглощены растениями до 2100 года.
И на этом история не заканчивается. Атмосфера содержит около 870 миллиардов тонн углерода в форме CO2 (одна треть которого была добавлена после индустриализации), и углеродный цикл связывает эти атмосферные запасы с огромными резервуарами. Самым крупным является океан, который удерживает 900 миллиардов тонн на поверхности и еще 37 триллионов тонн в глубине. Наземная растительность и почвы также содержат около 2,15 трлн тонн, а вечная мерзлота содержит еще 1,2 трлн. Что касается атмосферы, то потери из любого из этих резервуаров могут легко превысить количество сжигаемого нами углерода (из 930 миллиардов тонн, содержащихся в ископаемом топливе).
Subscribe to PS Digital
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Управление запасами и потоками углерода в экосистемах планеты имеет далеко не второстепенное значение для поддержания баланса всей системы Земли. Но для выполнения этой задачи нам необходимо по-другому взглянуть на ландшафт. Ландшафты и морские пейзажи – это не просто фон нашей жизни. Это общественная инфраструктура, и, как и всякая инфраструктура, она должна оплачиваться и поддерживаться.
Однако с девятнадцатого века мы знаем, что оплата за инфраструктуру за счет ее предельной выгоды (как это делается в случае офсетов за вмешательство в природу) практически никогда не покрывает общих затрат. Поскольку коммунальная инфраструктура, такая как автомагистрали или аэропорты, как правило, не имеют достаточно высокой предельной выгоды, остальное должно покрываться за счет налогов. Вопрос о том, кого именно облагать налогом, выходит на первый план.
В качестве иллюстрации можно рассмотреть Бразилию, чьи экосистемы содержат около 60 миллиардов тонн углерода в надземной биомассе. Одним из способов оценить, сколько стоит этот запас – это предположить, что мы оцениваем углерод по заданной цене, скажем, в 50 долларов за тонну (наполовину между ценой на регулируемом европейском рынке и природными офсетами на добровольных рынках). В этом сценарии Бразилия является домом для экосистем стоимостью в 10 триллионов долларов, что более чем в шесть раз превышает ВВП страны и намного превышает стоимость ее запасов нефти в 13 миллиардов баррелей.
Теперь встает вопрос, сколько мир должен заплатить Бразилии, чтобы она сохранила этот лес для всех? Если предположить 2% комиссию от стоимости активов (разумная ставка для большинства управляющих активами), то страна должна получать 200 миллиардов долларов в год. На таких условиях Бразилия практически наверняка остановит вырубку лесов в Амазонии.
Но тут мы сталкиваемся с печальной истиной. Нет никаких доказательств того, что международное сообщество готово платить такие суммы. В 2022 году общий объем прямой зарубежной помощи составил всего 186 миллиардов долларов. На протяжении многих лет богатые страны не выполняли данное в 2009 году обязательство по мобилизации 100 миллиардов долларов в год, для оказания помощи развивающимся странам в адаптации к изменению климата.
Рассматривая природные активы не как инфраструктуру, а как производителей услуг, мы в конечном счете полагаемся на добровольные платежи компаний, в обмен на “офсетинг” каких-то других сокращений, которые они не могут или не хотят осуществлять. Но несмотря на все недостатки этого механизма, по крайней мере, он направляет часть денег – пусть и каплю в море – на управление углеродными ландшафтами.
Безусловно, дополнительная проверка офсетов приветствуется в целях стимулирования работы. Но было бы фатальной ошибкой сделать вывод, что защита лесов или увеличение поглотителей углерода на Земле менее важны, чем сокращение выбросов ископаемого топлива. Безусловно, офсетинг природного углерода реализуемый на добровольных углеродных рынках, следует рассматривать лишь как первый шаг. В конце концов, нам нужно будет сделать “все вышеперечисленное”: прекратить сжигание ископаемого топлива, сохранить экосистемы и увеличить способность природы поглощать углерод, независимо от того, сможем ли мы доказать, что такие сокращения не произошли бы в любом случае.
Атмосферу не волнуют ни наши мотивы, ни контрфактуалы, ни моральные риски. Все, что она видит, это поступающий и выходящий из нее углерод. Экосистемы накапливают углерод и извлекают его из атмосферы в значительных масштабах. Все мы — налогоплательщики, потребители и компании — должны платить за это важнейшее общественное благо.