Румынский скульптор Бранкуси сказал однажды, что когда в душе художника умирает ребенок, он сам умирает как художник. Я до сих пор не знаю, какой из меня получился художник, но мне понятны слова Бранкуси. Даже сейчас, в мои годы, я чувствую, что в моей душе все еще живет ребенок. Сочинительство - это детская профессия, даже когда оно становится чересчур серьезным, как это часто бывает с детьми.
Долгий путь незрелости начался для меня более полувека тому назад, в июле 1945 года, через несколько месяцев после возвращения из концентрационного лагеря под названием Транснистрия. В то райское лето я жил в маленьком молдавском городке, ошеломленный чудесной банальностью нормальной жизни в безопасном окружении. День, ставший для меня знаменательным, был особенно прекрасен: он был солнечным и тихим, а полумрак комнаты ласковым и уютным. И во всей вселенной не было никого кроме меня, слушавшего голос, который и был, и не был моим. Со мною была только книга румынских сказок в зеленом переплете, которую мне подарили несколько дней назад, в день моего вступления в священный возраст девяти лет.
Именно тогда чудо слова и волшебство литературы вошли в мою жизнь. Болезнь и лечение начались одновременно. Скоро, слишком скоро, я захотел стать одним из волшебников слова, которых считал своей тайной родней. Это был поиск чего-то, выходящего за рамки тривиальности повседневной жизни, равно как и поиск своего истинного «я» среди множества живших во мне индивидуумов.
Румынский скульптор Бранкуси сказал однажды, что когда в душе художника умирает ребенок, он сам умирает как художник. Я до сих пор не знаю, какой из меня получился художник, но мне понятны слова Бранкуси. Даже сейчас, в мои годы, я чувствую, что в моей душе все еще живет ребенок. Сочинительство - это детская профессия, даже когда оно становится чересчур серьезным, как это часто бывает с детьми.
Долгий путь незрелости начался для меня более полувека тому назад, в июле 1945 года, через несколько месяцев после возвращения из концентрационного лагеря под названием Транснистрия. В то райское лето я жил в маленьком молдавском городке, ошеломленный чудесной банальностью нормальной жизни в безопасном окружении. День, ставший для меня знаменательным, был особенно прекрасен: он был солнечным и тихим, а полумрак комнаты ласковым и уютным. И во всей вселенной не было никого кроме меня, слушавшего голос, который и был, и не был моим. Со мною была только книга румынских сказок в зеленом переплете, которую мне подарили несколько дней назад, в день моего вступления в священный возраст девяти лет.
Именно тогда чудо слова и волшебство литературы вошли в мою жизнь. Болезнь и лечение начались одновременно. Скоро, слишком скоро, я захотел стать одним из волшебников слова, которых считал своей тайной родней. Это был поиск чего-то, выходящего за рамки тривиальности повседневной жизни, равно как и поиск своего истинного «я» среди множества живших во мне индивидуумов.