НЬЮ-ХЕЙВЕН. Большое значение ‑ возможно, слишком большое – было дано возможному распаду еврозоны. Многие считают, что такой распад ‑ если, скажем, Греция откажется от евро и вновь введет драхму ‑ будет представлять собой политический провал, что в конечном итоге будет угрожать стабильности в Европе. Выступая перед Бундестагом в октябре прошлого года, канцлер Германии Ангела Меркель поставила вопрос резко:
«Никто не должен считать, что еще полвека мира и процветания в Европе гарантировано. Это не так. Поэтому я говорю: если евро падет, падет и Европа. Этого не должно случиться. У нас есть историческое обязательство защищать всеми разумными средствами, которые есть в нашем распоряжении, процесс объединения Европы, начатый нашими предками более пятидесяти лет назад, после столетий вражды и кровопролития. Никто из нас не может предвидеть, какими будут последствия, если мы потерпим неудачу».
В Европе было более 250 войн с начала эпохи Возрождения в середине пятнадцатого века. Таким образом, беспокойство вслух о сохранении чувства общности, которым Европа наслаждалась последние полвека, не является паникой.
НЬЮ-ХЕЙВЕН. Большое значение ‑ возможно, слишком большое – было дано возможному распаду еврозоны. Многие считают, что такой распад ‑ если, скажем, Греция откажется от евро и вновь введет драхму ‑ будет представлять собой политический провал, что в конечном итоге будет угрожать стабильности в Европе. Выступая перед Бундестагом в октябре прошлого года, канцлер Германии Ангела Меркель поставила вопрос резко:
«Никто не должен считать, что еще полвека мира и процветания в Европе гарантировано. Это не так. Поэтому я говорю: если евро падет, падет и Европа. Этого не должно случиться. У нас есть историческое обязательство защищать всеми разумными средствами, которые есть в нашем распоряжении, процесс объединения Европы, начатый нашими предками более пятидесяти лет назад, после столетий вражды и кровопролития. Никто из нас не может предвидеть, какими будут последствия, если мы потерпим неудачу».
В Европе было более 250 войн с начала эпохи Возрождения в середине пятнадцатого века. Таким образом, беспокойство вслух о сохранении чувства общности, которым Европа наслаждалась последние полвека, не является паникой.