Долгая война во Вьетнаме закончилась 25 лет назад, 30 апреля 1975 года. Как прохожий смотрит на обломки дорожного проишествия, так я смотрела на падение Сайгона по телевизору, сидя в Коннектикуте с моей новой семьей. Как миллионы других Американцев, я была заворожена крушением страны, где воевали полмиллиона американцев, 50 000 из которых погибли.
Мне повезло. Когда мне едва исполнилось двенадцать лет я покинула Сайгон за месяц до его падения, с американским офицером, с которым я подружилась в военном госпитале, где я и моя мама работали добровольцами. Это было в 1968, в год операции Tet Offensive. Мы приносили ему рисовую кашу, шоколадные эклеры, конфеты. Он говорил со мной по французски. Пока он лежал забинтованным, я рассказывала ему истории, которые заставляли его смеяться. Через семь лет, когда танки северного Вьетнама пересекли Зону Демилитаризации (DMZ), он вернулся и удочерил меня, забрав меня из страны за несколько месяцев до того, как ее покинули мои родители.
Из безопасности нашей жилой комнаты мы смотрели как толпы вьетнамских вооруженных сил прорывались на охраняемые территории США. Вертолеты садились на крышу посольства. Это была операция «Частый Ветер», кодированное название американской эвакуации из Сайгона. Исход происходил через воздух, в направлении Седьмого Флота, патролировавшего юг Китайского моря; и через море, переполненное баржами, рыбацкими лодками и другими наводными средствами. Свыше 100 000 вьетнамцев убежали только в апреле и мае 1975 года, их число достигло 2 миллионов в последующие годы.
Войны часто недоступны пониманию тех, кто их переживает. Начало, конец, начало конца – все это вопросы историков. Те, кто выжил в войне во Вьетнаме и сбежал, потому что внезапно оказался на проигравшей стороне истории, борется с вопросами забвения, с тем, как жить жизнь без воспоминаний – без воспоминаний до прихода такой годовщины как эта. 30 апреля: День Освобождения для коммунистического Вьетнама, день Национальной Утраты, как называют его вьетнамские беженцы.
Заново изобретенный Голливудом для американского самоосмысления, взаимного обвинения и сожаления, Вьетнам стал аллегорической черной дырой. В таких фильмах как «Апокалипсис сегодня» и «Взвод», затененные враги прячутся в галлюциногенной темноте зловонных болот джунглей. Символы разочарования изобилуют в «Рожденном четвертого июля», где размахивающий флагом патриот трансформирован в анти-военного демонстратора. «Охотник на оленей» превращает Вьетнам в метафору безумия, произвольный щелчок пистолета в игре в русскую рулетку, сигнализирующий о границе между жизнью и смертью для американских солдат, помешанных на войне и аде, разыгравшихся в очень малом пространстве.
Годами после войны слово «Вьетнам» означало что-то иное, чем просто страну – сокращение для слова «несчастье». Но для нас, вьетнамцев, для которых Америка стала новой родиной, Вьетнам остается домом, местом контролируемого забвения и еще более контролируемого воспоминания. В этой серой полосе между забвением и памятью многие из нас построили свою новую жизнь.
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Поэтому для многих вьетнамцев 30 апреля – это день рождения заново. Двадцать пять лет спустя падения Сайгона, многие из нас мало по малу отошли от модели американской жизни. Мы выучили резкие звуки американской жизни, но сохранили и свои многочисленные варианты звуков родного языка.
По всей Америке, в апельсиновом краю Калифорнии, в Хьюстоне и Далласе, Арлингтоне и Вирджинии, Сайгон был воскрешен. В этих «малых Сайгонах», минимоллы заполнены вьетнамскими супермаркетами американского стиля, ресторанами, булочными, парикмахерскими, медицинскими и юридическими офисами, туристическими агентствами и всеми типами бизнеса сферы услуг. Кафе-мороженные назваются «Гиврард» и «Бродард», рестораны – «Пастер», именами популярных ранее заведений Сайгона. Флаг Северного Вьетнама – желтый с тремя горизонтальными полосками часто развивается рядом со звездно-полосатым.
Вьетнам воспоминаний соткан из материи снов, сладкой смеси воспроизведенных запахов и звуков. Для поколения, выросшего американцами, Вьетнам живет в тайниках их жизни, через истории, расказанные родителями и все больше, в этот период высоких технологий, через щелчок таких интернетовских страниц как «Viet.story», «Viet.travel», и т.д. ВК теперь означает не Вьетконг, а “венчурный капиталист».
Через двадцать лет после исхода из Вьетнама, начинается исход в обратном направлении. Вьет Кие – название вьетнамской диаспоры – возвращаются тысячами, принося с собой во Вьетнам бесценные американские доллары. Здесь, во Вьетнаме, мы находим кафе мороженное, которые называются «Баскин Роббинс», рестораны, с названием «Кафе Калифорния», и бары «Апокалипсис Сегодня». Для тех кто остался здесь, Америка – это страна снов и американский паспорт -- предмет общего восхищения.
В Хо Ши Минь Сити, имя которым не пользуются даже коммунистические чиновники, Сайгон остался таким же энергичным и смелым. В городе, который носит его имя, Хо Ши Минь более или менее игнорируется, хотя его портреты и выглядывают между рекламой Сони и Кока-колы. До 1986 года владеть частным бизнесом было преступлением. В результате экономических реформ частная экономика, особенно в Сайгоне, превосходит государственную. На городских рынках, на тротуарах и аллеях каждый чем-нибудь торгует. После 25 лет разрушенных ожиданий, чувствуешь чистую энергию в рокоте мотоциклов, проносящихся через импровизированные волны дорожного движения, в духе возрожденного города.
Четыре года назад я читала серию лекций по приглашению Министерства Образования и улучила момент для посещения своего дяди, Вьетконга, который остался позади после победы коммунистов. Он хотел узнать как его провинция Меконг Дельта может привлечь долю иностранных инвестиций, которые в основном отправляются в Сайгон. Чиновники Ханоя тоже обижаются на инвесторов, которые прилетают к ним в город для получения разрешения на сделки, но только чтобы делать бизнес на Юге.
30 апреля действительно зовется Днем Освобождения во Вьетнаме: полтора миллиона вьетнамцев погибли в этой войне, три миллиона ранены. Но возможно, как говорит мой дядя, это Юг освободил Север, а не наоборот.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
From a long list of criminal indictments to unfavorable voter demographics, there is plenty standing between presumptive GOP nominee Donald Trump and a second term in the White House. But a Trump victory in the November election remains a distinct possibility – and a cause for serious economic concern.
Contrary to what former US President Donald Trump would have the American public believe, no president enjoys absolute immunity from criminal prosecution. To suggest otherwise is to reject a bedrock principle of American democracy: the president is not a monarch.
explains why the US Supreme Court must reject the former president's claim to immunity from prosecution.
When comparing Ukraine’s situation in 2024 to Europe’s in 1941, Russia’s defeat seems entirely possible. But it will require the West, and the US in particular, to put aside domestic political squabbles and muster the political will to provide Ukraine with consistent and robust military and financial assistance.
compare Russia's full-scale invasion to World War II and see reason to hope – as long as aid keeps flowing.
Долгая война во Вьетнаме закончилась 25 лет назад, 30 апреля 1975 года. Как прохожий смотрит на обломки дорожного проишествия, так я смотрела на падение Сайгона по телевизору, сидя в Коннектикуте с моей новой семьей. Как миллионы других Американцев, я была заворожена крушением страны, где воевали полмиллиона американцев, 50 000 из которых погибли.
Мне повезло. Когда мне едва исполнилось двенадцать лет я покинула Сайгон за месяц до его падения, с американским офицером, с которым я подружилась в военном госпитале, где я и моя мама работали добровольцами. Это было в 1968, в год операции Tet Offensive. Мы приносили ему рисовую кашу, шоколадные эклеры, конфеты. Он говорил со мной по французски. Пока он лежал забинтованным, я рассказывала ему истории, которые заставляли его смеяться. Через семь лет, когда танки северного Вьетнама пересекли Зону Демилитаризации (DMZ), он вернулся и удочерил меня, забрав меня из страны за несколько месяцев до того, как ее покинули мои родители.
Из безопасности нашей жилой комнаты мы смотрели как толпы вьетнамских вооруженных сил прорывались на охраняемые территории США. Вертолеты садились на крышу посольства. Это была операция «Частый Ветер», кодированное название американской эвакуации из Сайгона. Исход происходил через воздух, в направлении Седьмого Флота, патролировавшего юг Китайского моря; и через море, переполненное баржами, рыбацкими лодками и другими наводными средствами. Свыше 100 000 вьетнамцев убежали только в апреле и мае 1975 года, их число достигло 2 миллионов в последующие годы.
Войны часто недоступны пониманию тех, кто их переживает. Начало, конец, начало конца – все это вопросы историков. Те, кто выжил в войне во Вьетнаме и сбежал, потому что внезапно оказался на проигравшей стороне истории, борется с вопросами забвения, с тем, как жить жизнь без воспоминаний – без воспоминаний до прихода такой годовщины как эта. 30 апреля: День Освобождения для коммунистического Вьетнама, день Национальной Утраты, как называют его вьетнамские беженцы.
Заново изобретенный Голливудом для американского самоосмысления, взаимного обвинения и сожаления, Вьетнам стал аллегорической черной дырой. В таких фильмах как «Апокалипсис сегодня» и «Взвод», затененные враги прячутся в галлюциногенной темноте зловонных болот джунглей. Символы разочарования изобилуют в «Рожденном четвертого июля», где размахивающий флагом патриот трансформирован в анти-военного демонстратора. «Охотник на оленей» превращает Вьетнам в метафору безумия, произвольный щелчок пистолета в игре в русскую рулетку, сигнализирующий о границе между жизнью и смертью для американских солдат, помешанных на войне и аде, разыгравшихся в очень малом пространстве.
Годами после войны слово «Вьетнам» означало что-то иное, чем просто страну – сокращение для слова «несчастье». Но для нас, вьетнамцев, для которых Америка стала новой родиной, Вьетнам остается домом, местом контролируемого забвения и еще более контролируемого воспоминания. В этой серой полосе между забвением и памятью многие из нас построили свою новую жизнь.
Subscribe to PS Digital
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Поэтому для многих вьетнамцев 30 апреля – это день рождения заново. Двадцать пять лет спустя падения Сайгона, многие из нас мало по малу отошли от модели американской жизни. Мы выучили резкие звуки американской жизни, но сохранили и свои многочисленные варианты звуков родного языка.
По всей Америке, в апельсиновом краю Калифорнии, в Хьюстоне и Далласе, Арлингтоне и Вирджинии, Сайгон был воскрешен. В этих «малых Сайгонах», минимоллы заполнены вьетнамскими супермаркетами американского стиля, ресторанами, булочными, парикмахерскими, медицинскими и юридическими офисами, туристическими агентствами и всеми типами бизнеса сферы услуг. Кафе-мороженные назваются «Гиврард» и «Бродард», рестораны – «Пастер», именами популярных ранее заведений Сайгона. Флаг Северного Вьетнама – желтый с тремя горизонтальными полосками часто развивается рядом со звездно-полосатым.
Вьетнам воспоминаний соткан из материи снов, сладкой смеси воспроизведенных запахов и звуков. Для поколения, выросшего американцами, Вьетнам живет в тайниках их жизни, через истории, расказанные родителями и все больше, в этот период высоких технологий, через щелчок таких интернетовских страниц как «Viet.story», «Viet.travel», и т.д. ВК теперь означает не Вьетконг, а “венчурный капиталист».
Через двадцать лет после исхода из Вьетнама, начинается исход в обратном направлении. Вьет Кие – название вьетнамской диаспоры – возвращаются тысячами, принося с собой во Вьетнам бесценные американские доллары. Здесь, во Вьетнаме, мы находим кафе мороженное, которые называются «Баскин Роббинс», рестораны, с названием «Кафе Калифорния», и бары «Апокалипсис Сегодня». Для тех кто остался здесь, Америка – это страна снов и американский паспорт -- предмет общего восхищения.
В Хо Ши Минь Сити, имя которым не пользуются даже коммунистические чиновники, Сайгон остался таким же энергичным и смелым. В городе, который носит его имя, Хо Ши Минь более или менее игнорируется, хотя его портреты и выглядывают между рекламой Сони и Кока-колы. До 1986 года владеть частным бизнесом было преступлением. В результате экономических реформ частная экономика, особенно в Сайгоне, превосходит государственную. На городских рынках, на тротуарах и аллеях каждый чем-нибудь торгует. После 25 лет разрушенных ожиданий, чувствуешь чистую энергию в рокоте мотоциклов, проносящихся через импровизированные волны дорожного движения, в духе возрожденного города.
Четыре года назад я читала серию лекций по приглашению Министерства Образования и улучила момент для посещения своего дяди, Вьетконга, который остался позади после победы коммунистов. Он хотел узнать как его провинция Меконг Дельта может привлечь долю иностранных инвестиций, которые в основном отправляются в Сайгон. Чиновники Ханоя тоже обижаются на инвесторов, которые прилетают к ним в город для получения разрешения на сделки, но только чтобы делать бизнес на Юге.
30 апреля действительно зовется Днем Освобождения во Вьетнаме: полтора миллиона вьетнамцев погибли в этой войне, три миллиона ранены. Но возможно, как говорит мой дядя, это Юг освободил Север, а не наоборот.