Иранский теократический режим выглядит увереннее, чем когда-либо. Его противостояние с Западом по поводу его ядерной программы, а также его связи с Сирией и его растущее влияние в Ливане и Ираке указывают на то, что мы присутствуем при рождении могущественного регионального лидера. Но, хотя западные аналитики и соседи Ирана бьют тревогу, на самом деле авторитет режима построен на ненадежном фундаменте.
Революция 1979 года, покончившая с монархической традицией в Иране, привела к возникновению нового политического порядка, построенного на основе шиитской теологии и передающего абсолютную власть в руки шиитского законоведа/священника. В течение всей продолжительной истории Ирана шиитские семинарии пользовались большим влиянием на иранское общество и политику, но они считались гражданскими учреждениями. Только после иранской революции семинарии стали считаться источником политической легитимности.
Перемены пришли вместе с теорией аятоллы Хомейни о «законоведе-правителе». С точки зрения Хомейни, законовед-правитель может вносить изменения в религиозные законы, в зависимости от своего толкования потребностей режима. В результате религиозное толкование – ранее в большой степени децентрализованная функция, которую выполняли различные семинарии – оказалось сосредоточено в руках политического лидера. Соответственно, институт семинарий перестал быть гражданской структурой, занимающейся лишь религиозными вопросами, а вместо этого превратился в единую идеологическую партию, обслуживающую интересы режима. Западному человеку трудно понять концепцию децентрализованного религиозного учреждения, с учетом высокой структурированности административной системы христианских церквей и монашеских орденов. Но эта подвижная иерархия, отсутствие писаных правил и организационного порядка, – все это позволяло различным семинариям (и их различным традициям толкования религиозных текстов) переживать деспотические политические режимы и сопротивляться вмешательству со стороны различных династий и монархий.
Иранский теократический режим выглядит увереннее, чем когда-либо. Его противостояние с Западом по поводу его ядерной программы, а также его связи с Сирией и его растущее влияние в Ливане и Ираке указывают на то, что мы присутствуем при рождении могущественного регионального лидера. Но, хотя западные аналитики и соседи Ирана бьют тревогу, на самом деле авторитет режима построен на ненадежном фундаменте.
Революция 1979 года, покончившая с монархической традицией в Иране, привела к возникновению нового политического порядка, построенного на основе шиитской теологии и передающего абсолютную власть в руки шиитского законоведа/священника. В течение всей продолжительной истории Ирана шиитские семинарии пользовались большим влиянием на иранское общество и политику, но они считались гражданскими учреждениями. Только после иранской революции семинарии стали считаться источником политической легитимности.
Перемены пришли вместе с теорией аятоллы Хомейни о «законоведе-правителе». С точки зрения Хомейни, законовед-правитель может вносить изменения в религиозные законы, в зависимости от своего толкования потребностей режима. В результате религиозное толкование – ранее в большой степени децентрализованная функция, которую выполняли различные семинарии – оказалось сосредоточено в руках политического лидера. Соответственно, институт семинарий перестал быть гражданской структурой, занимающейся лишь религиозными вопросами, а вместо этого превратился в единую идеологическую партию, обслуживающую интересы режима. Западному человеку трудно понять концепцию децентрализованного религиозного учреждения, с учетом высокой структурированности административной системы христианских церквей и монашеских орденов. Но эта подвижная иерархия, отсутствие писаных правил и организационного порядка, – все это позволяло различным семинариям (и их различным традициям толкования религиозных текстов) переживать деспотические политические режимы и сопротивляться вмешательству со стороны различных династий и монархий.