МАДРИД – Международная помощь бедным странам основана на принципе Робин Гуда – взять у богатых и отдать бедным. В настоящее время национальные агентства содействия развитию, международные организации и НКО ежегодно передают более $135 млрд от богатых стран к бедным, руководствуясь именно этой идеей.
Более формальный термин для этого принципа Робин Гуда – «космополитичный приоритарианизм». Это этический принцип, согласно которому, мы должны думать обо всех в мире одинаково, независимо от того, кто где живёт, и направлять свою помощь тем, кто в ней больше всего нуждаются. Те, кто имеет меньше, получают приоритет над теми, кто имеет больше. Прямо или косвенно эта философия лежит в основе распределения всей помощи, выделяемой на экономическое развитие, здравоохранение и чрезвычайные гуманитарные ситуации.
На первый взгляд, идея космополитичного приоритарианизма вполне разумна. У людей в бедных странах нужды более насущные, при этом уровень цен в этих странах настолько низок, что на каждый доллар или евро помощи можно сделать в два-три раза больше, чем дома. Расходы дома оказываются не только более дорогими, но и достаются эти деньги тем, кто уже и так неплохо себя чувствует (по крайней мере, сравнивая по мировым стандартам), поэтому такая помощь приносит меньше пользы.
Я размышлял о проблемах глобальной бедности на протяжении многих лет, пытаясь найти способы её измерения, при этом всегда данный принцип казался мне в целом правильным. Однако сейчас я всё чаще чувствую, что моя уверенность в этой правильности исчезает. Проблемы возникают и из-за фактов, и по этическим соображениям.
Несомненно, в деле борьбы с глобальной бедностью достигнуты огромные успехи. В основном это произошло благодаря росту экономики и глобализации, а не помощи из-за рубежа. Численность людей, живущих за чертой бедности, сократилась за последние 40 лет с двух с лишним миллиардов до менее одного миллиарда. Это выдающееся достижение, особенно учитывая, что население мира возросло, а долгосрочный мировой экономический рост замедлился, особенно после 2008 года.
Снижение уровня бедности является позитивным и важным событием, но у него есть своя цена. Глобализация, позволившая спасти столько людей в беднейших странах, оказалась вредной для части жителей богатых стран, поскольку некоторые предприятия и рабочие места мигрировали в страны, где рабочая сила дешевле. Казалось, что у этого явления этически приемлемая цена, потому что те, кто терял от глобализации, были значительно богаче (и здоровее) тех, кто выигрывал.
Don’t go back to school without Project Syndicate! For a limited time, we’re offering PS Digital subscriptions for just $50.
Access every new PS commentary, our suite of subscriber-exclusive content, and the full PS archive.
Subscribe Now
Однако здесь уже давно имеется повод для беспокойства: те из нас, кто делает подобные выводы, на самом деле находятся не в том положении, чтобы судить о цене глобализации. Как и многие из тех, кто работает в научной сфере и в проектах содействия развитию, я являюсь одним из основных выгодополучателей глобализации – мы получили возможность продавать свои услуги на рынках, которые стали намного больше и богаче, чем наши родители могли когда-либо мечтать.
Глобализация выглядит менее прекрасно в глазах тех, кто не просто не получает от неё никаких выгод, но кому она приносит страдания. Например, уже давно известно, что американцы с недостаточным образованием и низкими доходами мало что выиграли в экономическом смысле за последние четыре десятилетия, при этом дно американского рынка труда представляет собой брутальную среду. Но всё же насколько сильно эти американцы страдают от глобализации? Действительно ли дела у них обстоят намного лучше, чем у азиатов, которые теперь работают на заводах, которые когда-то располагались в их городах?
В основном, конечно, лучше. Но несколько миллионов американцев, в том числе чёрные, белые и испаноязычные, живут сейчас в домохозяйствах с подушевым доходом менее $2 в день. Это, по сути, тот самый стандарт, которые Всемирный банк использует для определения уровня нищеты в Индии или Африке. С таким доходом в США настолько трудно найти крышу над головой, что американская нищета с доходами менее $2 в день совершенно точно намного хуже, чем аналогичная нищета в Индии или Африке.
Помимо этого, под угрозой находится хвалёное американское равенство возможностей. Города, которые потеряли заводы из-за глобализации, потеряли и свою налоговую базу, теперь им трудно поддерживать качественное школьное образование, а это – шанс на лучшую жизнь для следующего поколения. Элитные школы набирают богатых детей, чтобы те оплачивали их счета, а заодно заискивают перед меньшинствами, компенсируя столетия дискриминации. Это вызывает недовольство представителей белого трудового класса, для чьих детей не находится места в этом дивном новом мире.
В нашей совместной с Энн Кейс работе отмечаются многочисленные симптомы этого бедствия. Мы задокументировали рост волны «смертей из-за отчаяния» среди белых неиспанцев – суицид, злоупотребление алкоголем, случайная передозировка лекарств и наркотиков. В целом, уровень смертности в США вырос в 2015 году по сравнению с 2014 годом, а продолжительность жизни снизилась.
По поводу способов измерения стандартов качества материальной жизни можно спорить - а не переоцениваем мы инфляцию, а правильно ли мы оцениваем рост качества жизни, а действительно ли школы везде столь плохи. Однако рост смертности нельзя объяснить отговорками. Может быть, это не так очевидно, но более насущную потребность в помощи сейчас испытывают совсем другие страны мира.
Гражданство – это набор прав и обязанностей, которые мы не разделяем с гражданами других стран. Однако «космполитичная» часть наших этических принципов игнорирует наличие каких-либо особых обязательств по отношению к нашим согражданам.
Мы можем воспринимать эти права и обязанности, как своего рода контракт взаимного страхования. Мы отказываемся терпеть определённые формы неравенства в отношении наших сограждан, и поэтому каждый из нас обязан помочь (и имеет право на помощь), если возникают коллективные угрозы. Это не значит, что данные обязанности отменяют или перевешивают наши обязанности перед теми, кто страдает в других странах мира. Но это означает, что, если мы будем судить о потребности в помощи только по материальным параметрам, мы рискуем упустить из вида важные нюансы.
Когда граждане уверены, что элита заботится больше о тех, кто живёт за океаном, чем о тех, кто живёт через дорогу, социальный договор нарушается, мы делимся на группы, при этом те, кто остаётся позади, испытывают разочарование и гнев в отношении политики, которая больше не служит их интересам. Мы можем не соглашаться с методами лечения, которое они предлагают, но получается, что мы игнорируем их реальные обиды – на горе им и нам.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
If the new "industrial strategy" is offering ideas for better public governance, it is useful. But it becomes positively dangerous when it turns to the private sector, where state interventions inevitably undermine competition, disrupt price signals, and dampen the motivation to innovate.
sees little reason to support the case for renewed government interventions in the private sector.
It may be impossible simultaneously to combat climate change, boost the middle class in advanced economies, and reduce global poverty. Under current policy trajectories, any combination of two goals appears to come at the expense of the third.
weighs the trade-offs between combating climate change, global poverty, and rich countries’ middle-class decline.
Although policies based on mainstream neoclassical economics, famously enshrined in the Washington Consensus, have clearly failed, economic theory has remained in a state of paralyzed confusion. What has been missing is a full shift to modern modes of thought informed by contemporary science.
offers a new conceptual framework based on twenty-first-century science and simple observation.
Although multilateral efforts to address climate change are not well served by deepening geopolitical rivalries or the apparent trend toward global economic fragmentation, that doesn’t mean governments have abandoned the pursuit of net-zero emissions. Instead, the process has become more competitive – and more complex.
considers the international political dynamics of current energy, trade, and environmental policies.
МАДРИД – Международная помощь бедным странам основана на принципе Робин Гуда – взять у богатых и отдать бедным. В настоящее время национальные агентства содействия развитию, международные организации и НКО ежегодно передают более $135 млрд от богатых стран к бедным, руководствуясь именно этой идеей.
Более формальный термин для этого принципа Робин Гуда – «космополитичный приоритарианизм». Это этический принцип, согласно которому, мы должны думать обо всех в мире одинаково, независимо от того, кто где живёт, и направлять свою помощь тем, кто в ней больше всего нуждаются. Те, кто имеет меньше, получают приоритет над теми, кто имеет больше. Прямо или косвенно эта философия лежит в основе распределения всей помощи, выделяемой на экономическое развитие, здравоохранение и чрезвычайные гуманитарные ситуации.
На первый взгляд, идея космополитичного приоритарианизма вполне разумна. У людей в бедных странах нужды более насущные, при этом уровень цен в этих странах настолько низок, что на каждый доллар или евро помощи можно сделать в два-три раза больше, чем дома. Расходы дома оказываются не только более дорогими, но и достаются эти деньги тем, кто уже и так неплохо себя чувствует (по крайней мере, сравнивая по мировым стандартам), поэтому такая помощь приносит меньше пользы.
Я размышлял о проблемах глобальной бедности на протяжении многих лет, пытаясь найти способы её измерения, при этом всегда данный принцип казался мне в целом правильным. Однако сейчас я всё чаще чувствую, что моя уверенность в этой правильности исчезает. Проблемы возникают и из-за фактов, и по этическим соображениям.
Несомненно, в деле борьбы с глобальной бедностью достигнуты огромные успехи. В основном это произошло благодаря росту экономики и глобализации, а не помощи из-за рубежа. Численность людей, живущих за чертой бедности, сократилась за последние 40 лет с двух с лишним миллиардов до менее одного миллиарда. Это выдающееся достижение, особенно учитывая, что население мира возросло, а долгосрочный мировой экономический рост замедлился, особенно после 2008 года.
Снижение уровня бедности является позитивным и важным событием, но у него есть своя цена. Глобализация, позволившая спасти столько людей в беднейших странах, оказалась вредной для части жителей богатых стран, поскольку некоторые предприятия и рабочие места мигрировали в страны, где рабочая сила дешевле. Казалось, что у этого явления этически приемлемая цена, потому что те, кто терял от глобализации, были значительно богаче (и здоровее) тех, кто выигрывал.
Don’t go back to school without Project Syndicate! For a limited time, we’re offering PS Digital subscriptions for just $50.
Access every new PS commentary, our suite of subscriber-exclusive content, and the full PS archive.
Subscribe Now
Однако здесь уже давно имеется повод для беспокойства: те из нас, кто делает подобные выводы, на самом деле находятся не в том положении, чтобы судить о цене глобализации. Как и многие из тех, кто работает в научной сфере и в проектах содействия развитию, я являюсь одним из основных выгодополучателей глобализации – мы получили возможность продавать свои услуги на рынках, которые стали намного больше и богаче, чем наши родители могли когда-либо мечтать.
Глобализация выглядит менее прекрасно в глазах тех, кто не просто не получает от неё никаких выгод, но кому она приносит страдания. Например, уже давно известно, что американцы с недостаточным образованием и низкими доходами мало что выиграли в экономическом смысле за последние четыре десятилетия, при этом дно американского рынка труда представляет собой брутальную среду. Но всё же насколько сильно эти американцы страдают от глобализации? Действительно ли дела у них обстоят намного лучше, чем у азиатов, которые теперь работают на заводах, которые когда-то располагались в их городах?
В основном, конечно, лучше. Но несколько миллионов американцев, в том числе чёрные, белые и испаноязычные, живут сейчас в домохозяйствах с подушевым доходом менее $2 в день. Это, по сути, тот самый стандарт, которые Всемирный банк использует для определения уровня нищеты в Индии или Африке. С таким доходом в США настолько трудно найти крышу над головой, что американская нищета с доходами менее $2 в день совершенно точно намного хуже, чем аналогичная нищета в Индии или Африке.
Помимо этого, под угрозой находится хвалёное американское равенство возможностей. Города, которые потеряли заводы из-за глобализации, потеряли и свою налоговую базу, теперь им трудно поддерживать качественное школьное образование, а это – шанс на лучшую жизнь для следующего поколения. Элитные школы набирают богатых детей, чтобы те оплачивали их счета, а заодно заискивают перед меньшинствами, компенсируя столетия дискриминации. Это вызывает недовольство представителей белого трудового класса, для чьих детей не находится места в этом дивном новом мире.
В нашей совместной с Энн Кейс работе отмечаются многочисленные симптомы этого бедствия. Мы задокументировали рост волны «смертей из-за отчаяния» среди белых неиспанцев – суицид, злоупотребление алкоголем, случайная передозировка лекарств и наркотиков. В целом, уровень смертности в США вырос в 2015 году по сравнению с 2014 годом, а продолжительность жизни снизилась.
По поводу способов измерения стандартов качества материальной жизни можно спорить - а не переоцениваем мы инфляцию, а правильно ли мы оцениваем рост качества жизни, а действительно ли школы везде столь плохи. Однако рост смертности нельзя объяснить отговорками. Может быть, это не так очевидно, но более насущную потребность в помощи сейчас испытывают совсем другие страны мира.
Гражданство – это набор прав и обязанностей, которые мы не разделяем с гражданами других стран. Однако «космполитичная» часть наших этических принципов игнорирует наличие каких-либо особых обязательств по отношению к нашим согражданам.
Мы можем воспринимать эти права и обязанности, как своего рода контракт взаимного страхования. Мы отказываемся терпеть определённые формы неравенства в отношении наших сограждан, и поэтому каждый из нас обязан помочь (и имеет право на помощь), если возникают коллективные угрозы. Это не значит, что данные обязанности отменяют или перевешивают наши обязанности перед теми, кто страдает в других странах мира. Но это означает, что, если мы будем судить о потребности в помощи только по материальным параметрам, мы рискуем упустить из вида важные нюансы.
Когда граждане уверены, что элита заботится больше о тех, кто живёт за океаном, чем о тех, кто живёт через дорогу, социальный договор нарушается, мы делимся на группы, при этом те, кто остаётся позади, испытывают разочарование и гнев в отношении политики, которая больше не служит их интересам. Мы можем не соглашаться с методами лечения, которое они предлагают, но получается, что мы игнорируем их реальные обиды – на горе им и нам.