СТАМБУЛ. В этом году исполняется сто лет с начала первой мировой войны ‑ и, возможно, худшего года в истории человечества. Столетие спустя, стал ли этот мир безопаснее?
Мало того, что первая мировая война унесла жизни почти 40 миллионов человек, ее также можно рассматривать в качестве прелюдии ко второй мировой войне. В конце концов, если бы было возможно избежать гиперинфляции в Германии в 1920-х годах ‑ что было прямым последствием войны ‑ то Гитлер, возможно, так и не пришел бы к власти, а вторая мировая война, возможно, не началась бы. Вместо этого, убийство австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда в Сараево 28 июня 1914 года положило начало лавине убийств, которая к 1945 году унесла жизни более 100 миллионов человек и стала причиной человеческих страданий в ранее немыслимых масштабах.
Разумеется, поколения историков дотошно исследовали истоки мировых войн и изящно изложили свои выводы. Эта история должна стимулировать сегодняшних экономистов и политиков считаться с ней в принятии трудных компромиссов между эффективностью и надежностью, когда дело доходит до глобального управления.
Кропотливая работа, проводимая с конца второй мировой войны, направленная на создание эффективных региональных и глобальных институтов управления значительно снижает риск таких катастроф, как мировые войны или Великая депрессия. Действительно, хотя такие учреждения и далеки от совершенства, прогресс, который был достигнут с точки зрения предотвращения человеческих страданий, стоит гораздо больше, чем потери в эффективности, необходимые для обеспечения адекватной надежности.
Такой компромисс между эффективностью и надежностью существует во многих областях. При проектировании самолета авиационные инженеры должны обеспечить достаточную надежность, чтобы их творение смогло избежать крушения даже при весьма необычных или непредвиденных обстоятельствах. Это требует некоторой избыточности ‑ например, дополнительных двигателей и обширных дублирующих систем ‑ что достигается ценой потери эффективности.
Такие примеры, как Великая депрессия или мировой финансовый кризис 2008 года, указывают нам на то, что экономические системы также должны быть надежными. В частности, в Соединенных Штатах вплоть до начала недавнего кризиса структура финансового сектора характеризовалась эффективной генерацией огромных прибылей ‑ и преуспевала в этом на протяжении более десяти лет. Однако в 2007 году осознание того, что некоторые фундаментальные предположения системы больше не действуют, вызвало кризис, несущий с собой огромные экономические и социальные издержки. Если бы в происходящее не вмешались правительства всего мира, предоставляя массированные спасательные и стимулирующие пакеты, последствия были бы катастрофическими.
Этот без пяти минут провал подчеркнул несостоятельность докризисной политики. Новые банковские принципы Базель III вместе с новыми национальными законами, которые нацелены на создание более надежной финансовой системы, настаивают на более высоких коэффициентах достаточности капитала, меньшей доле заемных средств, большем разделении между инвестициями и розничным бизнесом, лучшей системе макро-пруденциального регулирования и мерах по предотвращению ситуаций, когда финансовые учреждения становятся «слишком большими, чтобы им можно было позволить обанкротиться».
Все эти усилия сформированы благодаря компромиссу между надежностью и эффективностью. Если требования к капиталу будут слишком завышены, банки станут менее прибыльными, что затруднит для них процесс превращения сбережений в инвестиции и подорвет экономический рост. Таким образом, задача заключается в том, чтобы найти идеальный баланс между возможностью и безопасностью ‑ то есть, между эффективностью и надежностью.
Политики сталкиваются с аналогичной проблемой при разработке различных программ, например в случае с усилиями по борьбе с изменением климата. Научный консенсус заключается в том, что выбросы парниковых газов создают значительные риски, однако масштаб и сроки этих рисков остаются неопределенными.
Чтобы проиллюстрировать компромисс (в упрощенном варианте), достаточность капитала для банков в размере 14% можно сравнить с целью стабилизации уровней углекислого газа в атмосфере до 450 частей на миллион, поскольку обе цели отражают осторожность и стремление к надежности, а также достигаются за счет непосредственного экономического ущерба. С другой стороны, достаточность капитала в размере 7% и целевой уровень CO2 в 550 частей на миллион демонстрируют готовность высших должностных лиц отдать более высокий приоритет получению краткосрочных прибылей ‑ даже если это подразумевает возможность очередного финансового кризиса или долгосрочные экономические и гуманитарные последствия глобального потепления.
Радикальное движение в любом из этих направлений является плохой идеей. В конце концов, невозможно избежать всех рисков и, в определенный момент, уровень неэффективности, порожденный чрезмерной устойчивостью, создаст новые риски коллапса. Таким образом, минимизация рисков большой войны, депрессии или финансового краха требует от политиков поиска оптимального баланса ‑ и это требует более четкого обсуждения компромисса между надежностью и эффективностью.
Как можно заметить, законы часто представляются без упоминания об их затратности с точки зрения эффективности или надежности ‑ и простое осознание компромисса является недостаточным для эффективного принятия решений. Вместо этого, компромисс должен быть определен количественно в рамках разумных и приближенных условий для облегчения продуктивной дискуссии и упреждения поляризованных идеологических столкновений, которые оставляют мало надежд на какое-то решение.
Возможно, приходящаяся на этот год годовщина катастрофы, развязанной в 1914 году, вдохновит людей глубже задумываться о том, как избежать крупных рисков, при этом не будучи вынужденными платить за это непомерно высокую цену в виде недополученной эффективности и динамизма, чтобы обеспечить надежность и устойчивость. Сегодня, как и тогда, судьба мира висит на волоске.
СТАМБУЛ. В этом году исполняется сто лет с начала первой мировой войны ‑ и, возможно, худшего года в истории человечества. Столетие спустя, стал ли этот мир безопаснее?
Мало того, что первая мировая война унесла жизни почти 40 миллионов человек, ее также можно рассматривать в качестве прелюдии ко второй мировой войне. В конце концов, если бы было возможно избежать гиперинфляции в Германии в 1920-х годах ‑ что было прямым последствием войны ‑ то Гитлер, возможно, так и не пришел бы к власти, а вторая мировая война, возможно, не началась бы. Вместо этого, убийство австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда в Сараево 28 июня 1914 года положило начало лавине убийств, которая к 1945 году унесла жизни более 100 миллионов человек и стала причиной человеческих страданий в ранее немыслимых масштабах.
Разумеется, поколения историков дотошно исследовали истоки мировых войн и изящно изложили свои выводы. Эта история должна стимулировать сегодняшних экономистов и политиков считаться с ней в принятии трудных компромиссов между эффективностью и надежностью, когда дело доходит до глобального управления.
Кропотливая работа, проводимая с конца второй мировой войны, направленная на создание эффективных региональных и глобальных институтов управления значительно снижает риск таких катастроф, как мировые войны или Великая депрессия. Действительно, хотя такие учреждения и далеки от совершенства, прогресс, который был достигнут с точки зрения предотвращения человеческих страданий, стоит гораздо больше, чем потери в эффективности, необходимые для обеспечения адекватной надежности.
Такой компромисс между эффективностью и надежностью существует во многих областях. При проектировании самолета авиационные инженеры должны обеспечить достаточную надежность, чтобы их творение смогло избежать крушения даже при весьма необычных или непредвиденных обстоятельствах. Это требует некоторой избыточности ‑ например, дополнительных двигателей и обширных дублирующих систем ‑ что достигается ценой потери эффективности.
Такие примеры, как Великая депрессия или мировой финансовый кризис 2008 года, указывают нам на то, что экономические системы также должны быть надежными. В частности, в Соединенных Штатах вплоть до начала недавнего кризиса структура финансового сектора характеризовалась эффективной генерацией огромных прибылей ‑ и преуспевала в этом на протяжении более десяти лет. Однако в 2007 году осознание того, что некоторые фундаментальные предположения системы больше не действуют, вызвало кризис, несущий с собой огромные экономические и социальные издержки. Если бы в происходящее не вмешались правительства всего мира, предоставляя массированные спасательные и стимулирующие пакеты, последствия были бы катастрофическими.
SPRING SALE: Save 40% on all new Digital or Digital Plus subscriptions
Subscribe now to gain greater access to Project Syndicate – including every commentary and our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – starting at just $49.99.
Subscribe Now
Этот без пяти минут провал подчеркнул несостоятельность докризисной политики. Новые банковские принципы Базель III вместе с новыми национальными законами, которые нацелены на создание более надежной финансовой системы, настаивают на более высоких коэффициентах достаточности капитала, меньшей доле заемных средств, большем разделении между инвестициями и розничным бизнесом, лучшей системе макро-пруденциального регулирования и мерах по предотвращению ситуаций, когда финансовые учреждения становятся «слишком большими, чтобы им можно было позволить обанкротиться».
Все эти усилия сформированы благодаря компромиссу между надежностью и эффективностью. Если требования к капиталу будут слишком завышены, банки станут менее прибыльными, что затруднит для них процесс превращения сбережений в инвестиции и подорвет экономический рост. Таким образом, задача заключается в том, чтобы найти идеальный баланс между возможностью и безопасностью ‑ то есть, между эффективностью и надежностью.
Политики сталкиваются с аналогичной проблемой при разработке различных программ, например в случае с усилиями по борьбе с изменением климата. Научный консенсус заключается в том, что выбросы парниковых газов создают значительные риски, однако масштаб и сроки этих рисков остаются неопределенными.
Чтобы проиллюстрировать компромисс (в упрощенном варианте), достаточность капитала для банков в размере 14% можно сравнить с целью стабилизации уровней углекислого газа в атмосфере до 450 частей на миллион, поскольку обе цели отражают осторожность и стремление к надежности, а также достигаются за счет непосредственного экономического ущерба. С другой стороны, достаточность капитала в размере 7% и целевой уровень CO2 в 550 частей на миллион демонстрируют готовность высших должностных лиц отдать более высокий приоритет получению краткосрочных прибылей ‑ даже если это подразумевает возможность очередного финансового кризиса или долгосрочные экономические и гуманитарные последствия глобального потепления.
Радикальное движение в любом из этих направлений является плохой идеей. В конце концов, невозможно избежать всех рисков и, в определенный момент, уровень неэффективности, порожденный чрезмерной устойчивостью, создаст новые риски коллапса. Таким образом, минимизация рисков большой войны, депрессии или финансового краха требует от политиков поиска оптимального баланса ‑ и это требует более четкого обсуждения компромисса между надежностью и эффективностью.
Как можно заметить, законы часто представляются без упоминания об их затратности с точки зрения эффективности или надежности ‑ и простое осознание компромисса является недостаточным для эффективного принятия решений. Вместо этого, компромисс должен быть определен количественно в рамках разумных и приближенных условий для облегчения продуктивной дискуссии и упреждения поляризованных идеологических столкновений, которые оставляют мало надежд на какое-то решение.
Возможно, приходящаяся на этот год годовщина катастрофы, развязанной в 1914 году, вдохновит людей глубже задумываться о том, как избежать крупных рисков, при этом не будучи вынужденными платить за это непомерно высокую цену в виде недополученной эффективности и динамизма, чтобы обеспечить надежность и устойчивость. Сегодня, как и тогда, судьба мира висит на волоске.