В то время как узлы аргентинской экономики распутываются в уличных демонстрациях, голодных бунтах и политических беспорядках, виноватым во всем этом, согласно общепринятому мнению, считается фатальная комбинация из безрассудных правительственных расходов и фиксированного обменного курса. Следуя этим доводам, большой бюджетный дефицит накачал внутренний спрос, который в свою очередь послужил топливом для инфляции и вынудил провести оценку песо в реальных ценах, хотя тот был искусственно привязан к американскому доллару и обменивался по номинальному курсу один к одному. По мере роста государственного долга, единственной надеждой правительства на его погашение было дефляционное ограничение на имеющиеся в наличии деньги и кредит - с практически неизбежным падением объемов производства, стремительным ростом безработицы и гражданскими беспорядками.
Такая цепочка рассуждений выглядит вполне правдоподобно, поскольку рассогласование обменного курса на самом деле может лежать в корне аргентинской проблемы (хотя, по очень разным причинам, которые мы не будем здесь рассматривать, она связана с внезапным прекращением потоков капитала). Но только одним финансовым расточительством нельзя объяснить крах Аргентины.
На протяжении 1990-х годов дефицит бюджета Аргентины ни разу не превышал 2% от ВВП, за исключением 1999 года, когда он вырос до 2,5% прежде чем упасть в 2000 году обратно до отметки 2,4%. Хотя займы, выданные государственному сектору экономики, передвинули размеры внешнего долга с 28,4% от ВВП в 1991 году до 51,4% в 2000, сравнение этих показателей с аналогичными показателями стран, известных своей финансовой честностью, все еще оставалось благоприятным. К примеру, Евросоюз требует от своих членов установить верхний уровень бюджетного дефицита и государственного долга на отметке 3% и 60% от ВВП соответственно. Более того, как и в случае привязки курса аргентинской валюты, большинство стран Евросоюза, перейдя на евро, отказались от контроля над обменными курсами своих валют. Но ведь никто не делает предположений, что Германия, Франция или Италия рискуют разделить судьбу Аргентины.
В то время как узлы аргентинской экономики распутываются в уличных демонстрациях, голодных бунтах и политических беспорядках, виноватым во всем этом, согласно общепринятому мнению, считается фатальная комбинация из безрассудных правительственных расходов и фиксированного обменного курса. Следуя этим доводам, большой бюджетный дефицит накачал внутренний спрос, который в свою очередь послужил топливом для инфляции и вынудил провести оценку песо в реальных ценах, хотя тот был искусственно привязан к американскому доллару и обменивался по номинальному курсу один к одному. По мере роста государственного долга, единственной надеждой правительства на его погашение было дефляционное ограничение на имеющиеся в наличии деньги и кредит - с практически неизбежным падением объемов производства, стремительным ростом безработицы и гражданскими беспорядками.
Такая цепочка рассуждений выглядит вполне правдоподобно, поскольку рассогласование обменного курса на самом деле может лежать в корне аргентинской проблемы (хотя, по очень разным причинам, которые мы не будем здесь рассматривать, она связана с внезапным прекращением потоков капитала). Но только одним финансовым расточительством нельзя объяснить крах Аргентины.
На протяжении 1990-х годов дефицит бюджета Аргентины ни разу не превышал 2% от ВВП, за исключением 1999 года, когда он вырос до 2,5% прежде чем упасть в 2000 году обратно до отметки 2,4%. Хотя займы, выданные государственному сектору экономики, передвинули размеры внешнего долга с 28,4% от ВВП в 1991 году до 51,4% в 2000, сравнение этих показателей с аналогичными показателями стран, известных своей финансовой честностью, все еще оставалось благоприятным. К примеру, Евросоюз требует от своих членов установить верхний уровень бюджетного дефицита и государственного долга на отметке 3% и 60% от ВВП соответственно. Более того, как и в случае привязки курса аргентинской валюты, большинство стран Евросоюза, перейдя на евро, отказались от контроля над обменными курсами своих валют. Но ведь никто не делает предположений, что Германия, Франция или Италия рискуют разделить судьбу Аргентины.