НЬЮ ЙОРК – Есть много дорог к политической катастрофе: жадность, высокомерие, харизма при демагогии, и, пожалуй, наиболее опасная из всех, страх. Когда люди паникуют, они могут начать истерику, а массовая истерика чаще всего приводит к массовому насилию. Когда политики убеждают людей, что они сражаются за свою жизнь, что выживание - это вопрос того, кто выживет «мы или они?», то все что угодно становится возможным.
Адольф Гитлер объединил все эти элементы политической катастрофы: гордость, харизма, жадность, и убежденность в том, что «арийцы» и евреи ведут между собой борьбу за выживание. Конечно, ни один из демагогов в сегодняшнем западе – от Дональда Трампа в Соединенных Штатах, до Марин Ле Пен или Герта Вилдерса в Европе – не сравним с Гитлером. Никто не пропагандирует диктатуру, уже не говоря о массовом убийстве. Но нет сомнений, что они успели активировать политику страха.
Трамп, к примеру, поддерживает жадность, открыто хвастаясь его богатством, и каким то образом утончил диковинное высокомерие и противоречивое позерство в причудливую форму харизмы. С одной стороны, он обещает исправить все мировые проблемы, и показать Китаю, России, ИГИЛ, или кому либо другому, кто в доме хозяин. С другой стороны, он утверждает, что его огромная и мощная страна не может принять отчаявшихся беженцев из Сирии, потому что (как он предупреждает) мусульманские просители убежища могут совершить «один из великих военных переворотов всех времен».
Коллеги-республиканцы Трампа в гонке за пост президента США, такие как Тед Круз, Бен Карсон, и Марко Рубио, используют похожие опасения по поводу беженцев. Круз, а также якобы более умеренный Джеб Буш, даже предположили, что только христиане должны быть допущены в США.
Более 10,000 человек ежегодно погибают в результате вооруженного насилия в США – лишь несколько из них имеют что то общего с Исламом. Но все же республиканские кандидаты гордятся своему противостоянию мерам контроля использования оружия, действительно, их не волнует идея того, что мы позволяем людям войти в школу или бар со скрытым оружием. Но даже относительно небольшое число мусульманских беженцев слишком опасны для них.
При этом нельзя сказать, что страшные акты исламистского террора не могут произойти в США или других странах. Они есть, и наверное их будет еще больше, пока Ближний Восток остается в смятении и революционный Ислам призывает недовольных западом молодежь. Но вряд ли это является экзистенциальной угрозой.
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Один мой американский друг предположил, что «нам может хватить одной еще террористической атаки, и Трамп станет президентом». Зрелищные исламистские убийства могут напугать американцев до такой степени, что они будут готовы проголосовать за главного поджигателя этого страха. Все возможно, но я не думаю, что американские избиратели настолько глупы.
Однако, большая опасность заключается в том, что демагоги смогут переманить даже популярных политиков на их сторону. С того времени как произошли теракты 13 ноября в Париже, Франсуа Олланд, непопулярный, но в целом разумный президент Франции, настолько боялся показаться слабаком перед политиками из правых и ультраправых групп, что он объявил общенациональное чрезвычайное положение и войну против Исламского Государства (ИГИЛ).
До сих пор пока длится чрезвычайное положение в Франции, полиция может арестовывать людей без ордера, выламывать двери частных резиденций в середине ночи, опустошать рестораны и другие общественные места с помощью вооруженных сил, и вообще вести себя как действующая сила в полицейском государстве. Большинство граждан Франции сейчас настолько напуганы исламистскими атаками, что такие меры широко поддерживаются. Но они почти наверняка являются контрпродуктивными.
Национальный лидер может объявить войну государству, но не сети революционеров. ИГИЛ, несмотря на свои претензии, не государство, и Олланд не должен его считать государством. Кроме того, даже если бомбардировки крепостей ИГИЛ в Ираке или Сирии имеют военный смысл, они не разрушат чары исламистской революции для разочарованных, скучающих, и маргинализированных молодых людей в трущобах Франции.
Наоборот: хитрые лидеры ИГИЛ также полагаются на мировоззрение, где царит идея апокалиптической борьбы между «нами и ими». Большинство мусульман – не жестокие революционеры, которые одобряют, и даже восхищаются, массовым насилием. ИГИЛ стремится расширить свою поддержку, особенно среди молодых мусульман, убеждая их, что истинные мусульмане находятся в экзистенциальной войне с Западом – в том, что неверующие люди запада являются их смертельными врагами. Для них (не менее, чем для Трампа) страх – это мощное оружие.
Так что чем больше западные правительства позволяют милиционерам унижать и запугивать мусульман во имя безопасности, тем больше шансов, что ИГИЛ заманит европейских новобранцев. Единственный способ борьбы с революционным Исламистским насилием – это завоевать доверие законопослушных мусульман на Западе. Это будет непросто, но с другой стороны произвольные аресты, безусловно, неправильный выход.
Аналогичным образом, когда дело доходит до гражданских войн на Ближнем Востоке, Западная сдержанность обычно является лучшей стратегией, чем поспешное военное вмешательство обусловленное отечественным страхом. Кандидаты-республиканцы в США уже используют недавний теракт в Париже для того, чтобы обвинить президента США Барака Обаму, и всех остальных демократов, в слабости. Трамп пообещал «разбомбить ИГИЛ на кусочки».
Эта агрессивность фактически заставила Хиллари Клинтон, наиболее вероятного претендента на президентство от Демократической партии, дистанцироваться от Обамы. Как и Олланд, ей приходится успокаивать общественный страх путем повышенных тонов и обещаний больших военных действий.
Обама последовательно сопротивлялся искушению развязать новые войны. Его политика иногда была непоследовательной и нерешительной. Но в его отказе поддаваться панике и действовать необдуманно, он был гораздо храбрее всех больших болтунов, которые обвиняют его в том, что слабак.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
Many countries’ recent experiences show that boosting manufacturing employment is like chasing a fast-receding target. Automation and skill-biased technology have made it extremely unlikely that manufacturing can be the labor-absorbing activity it once was, which means that the future of “good jobs” must be created in services.
shows why policies to boost employment in the twenty-first century ultimately must focus on services.
Minxin Pei
doubts China’s government is willing to do what is needed to restore growth, describes the low-tech approaches taken by the country’s vast security apparatus, considers the Chinese social-credit system’s repressive potential, and more.
Log in/Register
Please log in or register to continue. Registration is free and requires only your email address.
НЬЮ ЙОРК – Есть много дорог к политической катастрофе: жадность, высокомерие, харизма при демагогии, и, пожалуй, наиболее опасная из всех, страх. Когда люди паникуют, они могут начать истерику, а массовая истерика чаще всего приводит к массовому насилию. Когда политики убеждают людей, что они сражаются за свою жизнь, что выживание - это вопрос того, кто выживет «мы или они?», то все что угодно становится возможным.
Адольф Гитлер объединил все эти элементы политической катастрофы: гордость, харизма, жадность, и убежденность в том, что «арийцы» и евреи ведут между собой борьбу за выживание. Конечно, ни один из демагогов в сегодняшнем западе – от Дональда Трампа в Соединенных Штатах, до Марин Ле Пен или Герта Вилдерса в Европе – не сравним с Гитлером. Никто не пропагандирует диктатуру, уже не говоря о массовом убийстве. Но нет сомнений, что они успели активировать политику страха.
Трамп, к примеру, поддерживает жадность, открыто хвастаясь его богатством, и каким то образом утончил диковинное высокомерие и противоречивое позерство в причудливую форму харизмы. С одной стороны, он обещает исправить все мировые проблемы, и показать Китаю, России, ИГИЛ, или кому либо другому, кто в доме хозяин. С другой стороны, он утверждает, что его огромная и мощная страна не может принять отчаявшихся беженцев из Сирии, потому что (как он предупреждает) мусульманские просители убежища могут совершить «один из великих военных переворотов всех времен».
Коллеги-республиканцы Трампа в гонке за пост президента США, такие как Тед Круз, Бен Карсон, и Марко Рубио, используют похожие опасения по поводу беженцев. Круз, а также якобы более умеренный Джеб Буш, даже предположили, что только христиане должны быть допущены в США.
Более 10,000 человек ежегодно погибают в результате вооруженного насилия в США – лишь несколько из них имеют что то общего с Исламом. Но все же республиканские кандидаты гордятся своему противостоянию мерам контроля использования оружия, действительно, их не волнует идея того, что мы позволяем людям войти в школу или бар со скрытым оружием. Но даже относительно небольшое число мусульманских беженцев слишком опасны для них.
При этом нельзя сказать, что страшные акты исламистского террора не могут произойти в США или других странах. Они есть, и наверное их будет еще больше, пока Ближний Восток остается в смятении и революционный Ислам призывает недовольных западом молодежь. Но вряд ли это является экзистенциальной угрозой.
Subscribe to PS Digital
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Один мой американский друг предположил, что «нам может хватить одной еще террористической атаки, и Трамп станет президентом». Зрелищные исламистские убийства могут напугать американцев до такой степени, что они будут готовы проголосовать за главного поджигателя этого страха. Все возможно, но я не думаю, что американские избиратели настолько глупы.
Однако, большая опасность заключается в том, что демагоги смогут переманить даже популярных политиков на их сторону. С того времени как произошли теракты 13 ноября в Париже, Франсуа Олланд, непопулярный, но в целом разумный президент Франции, настолько боялся показаться слабаком перед политиками из правых и ультраправых групп, что он объявил общенациональное чрезвычайное положение и войну против Исламского Государства (ИГИЛ).
До сих пор пока длится чрезвычайное положение в Франции, полиция может арестовывать людей без ордера, выламывать двери частных резиденций в середине ночи, опустошать рестораны и другие общественные места с помощью вооруженных сил, и вообще вести себя как действующая сила в полицейском государстве. Большинство граждан Франции сейчас настолько напуганы исламистскими атаками, что такие меры широко поддерживаются. Но они почти наверняка являются контрпродуктивными.
Национальный лидер может объявить войну государству, но не сети революционеров. ИГИЛ, несмотря на свои претензии, не государство, и Олланд не должен его считать государством. Кроме того, даже если бомбардировки крепостей ИГИЛ в Ираке или Сирии имеют военный смысл, они не разрушат чары исламистской революции для разочарованных, скучающих, и маргинализированных молодых людей в трущобах Франции.
Наоборот: хитрые лидеры ИГИЛ также полагаются на мировоззрение, где царит идея апокалиптической борьбы между «нами и ими». Большинство мусульман – не жестокие революционеры, которые одобряют, и даже восхищаются, массовым насилием. ИГИЛ стремится расширить свою поддержку, особенно среди молодых мусульман, убеждая их, что истинные мусульмане находятся в экзистенциальной войне с Западом – в том, что неверующие люди запада являются их смертельными врагами. Для них (не менее, чем для Трампа) страх – это мощное оружие.
Так что чем больше западные правительства позволяют милиционерам унижать и запугивать мусульман во имя безопасности, тем больше шансов, что ИГИЛ заманит европейских новобранцев. Единственный способ борьбы с революционным Исламистским насилием – это завоевать доверие законопослушных мусульман на Западе. Это будет непросто, но с другой стороны произвольные аресты, безусловно, неправильный выход.
Аналогичным образом, когда дело доходит до гражданских войн на Ближнем Востоке, Западная сдержанность обычно является лучшей стратегией, чем поспешное военное вмешательство обусловленное отечественным страхом. Кандидаты-республиканцы в США уже используют недавний теракт в Париже для того, чтобы обвинить президента США Барака Обаму, и всех остальных демократов, в слабости. Трамп пообещал «разбомбить ИГИЛ на кусочки».
Эта агрессивность фактически заставила Хиллари Клинтон, наиболее вероятного претендента на президентство от Демократической партии, дистанцироваться от Обамы. Как и Олланд, ей приходится успокаивать общественный страх путем повышенных тонов и обещаний больших военных действий.
Обама последовательно сопротивлялся искушению развязать новые войны. Его политика иногда была непоследовательной и нерешительной. Но в его отказе поддаваться панике и действовать необдуманно, он был гораздо храбрее всех больших болтунов, которые обвиняют его в том, что слабак.