МИЛАН: Будут ли книги трансформированы, с помощью компьютеров и интернета, в безграничные «гипертекстуальные структуры», в которых читатель является также и автором?
Сегодня существует два вида книг: одни чтобы читать, другие, чтобы получать консультацию. С книгами-для-чтения, вы начинаете на странице 1, на которой, скажем, автор описывает вам произошедшее преступление. Вы читаете до самого конца и узнаете, кто же его совершил. Конец книги; конец опыта прочтения. Тоже самое происходит даже тогда, когда вы читаете философию, например Хуссерла. Автор открывает вам свое мнение на первой странице и потом ведет вас с помощью серии вопросов, чтобы дать вам понять, как он пришел к своим заключениям.
Энциклопедии, конечно же, не предназначены для чтения «от корки до корки». Если я захочу узнать, возможна ли была встреча между Наполеоном и Кантом, я возьму тома К и Н и узнаю, что Наполеон родился в 1769 и умер в 1821, а Кант родился в 1724 и умер в 1804. То есть их встреча – теоретически возможна. Чтобы знать наверняка, я «проконсультируюсь» с биографией Канта. Биография Наполеона, который встречался со многими людьми, может проигнорировать встречу с Кантом, а вот биография Канта – нет.
Компьюторы начинают изменять процесс чтения. Например, с помощью гипертекста, я могу запросить все варианты, в которых имя Наполеона связано с именем Канта. Я могу сделать всю работу за несколько секунд. Компьюторы вполне заменят вышедшие из употребления печатные энциклопедии. Но хотя компьютеры и распространяют новую форму грамотности, они не способны удовлетворить все интеллектуальные потребности, которые они стимулируют.
Два изобретения, стоящие на грани реализации, могут помочь компьютору удовлетворить эти потредности. Первое – копировальная машина, через которую вы можете отсканировать каталоги библиотек и книги издательских домов. Вы выбираете необходимую вам книгу, нажимаете кнопку и машина печатает и переплетает вашу копию. Это изменит весь издательский бизнесс, это возможно уничтожит книжные магазины, но не книги. Книги будут сделаны в соответствии с желанием покупателя, подобно тому как это происходило со старыми манускриптами.
Второе изобретение – е-книга: вставив микрокассету в корешок книги, или подсоединив ее к Интернету, вы получаете свою копию. Но эта книга так же отличается от обычной, как последнее издание Шекспира издательства Пенгвин от фолианта 1623 года. Некоторые люди которые говорят, что никогда не читают печатных книг, теперь читают скажем Кафку в е-формате. На бумаге или на электронной странице, Кафка остается одним и тем же для читателей, если не говорить о точке зрения окулистов.
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Книги выживут благодаря своей утилитарной ценности, но творческий процесс, в котором они рождаются возможно – умрет. Чтобы понять почему, нам нужно провести различие между системами и текстом. Система является сочетанием всех возможностей, изходящих из определенного естественного языка. Конечный набор грамматических правил позволяет вам произвести бесконечное число предложений, причем каждый лингвистический компонент может быть интерпретирован на фоне других лингвистических компонентов: слово -- через определение, событие -- через пример, и т. д.
Текст, с другой стороны, уменьшает количество безконечных возможностей системы до формы закрытой вселенной. Возьмем сказку о Красной Шапочке. Текст начинается с определенного набора персонажей и ситуаций (маленькая девочка, мать, бабушка, волк, лес) и посредством нескольких шагов достигает своей развязки. Вы можете читать эту сказку как аллегорию и припысывать различную мораль событиям и персонажам сказки, но вы не можете превратить Красную Шапочку в Золушку.
Но многие интернетовские программы предполагают, что история обогащается последовательными контрибуциями. Снова возьмем Красную Шапочку. Первый автор предлагает начальную ситуацию (девочка входит в лес) и последующие контрибьюторы развивают историю дальше – девочка не встречается с волком, она встречается с Пиноккио. Оба попадают в заколдованный замок. Они могут сразиться с волшебным крокодилом. И так далее. Понятие авторства подвергается сомнению.
Это иногда происходило в прошлом, и без затрагивания авторства. С Commedia dell’arte, каждое представление было отличным от предыдущих. Мы не можем определить отдельную работу, принадлежащую одному автору. Другим примером является джаз-джэм-сэшшн. Мы можем верить, что существует оригинальное исполнение “Basin Street Blues” благодаря сохранившейся записи. Но существует столько же Basin Street Blues, сколько и его исполнителей.
Но существует разница между неограниченным, бесконечным текстом, и текстом, который может быть интерпретирован бесконечными способами, но который физически является ограниченным. Возьмем «Войну и Мир» Толстого: вам бы хотелось, чтобы Наташа отвергла Курягина, вы хотите, чтобы Князь Андрей выжил, и чтобы он и Наташа были вместе. Переделайте «Войну и Мир» в гипертекст и вы сможете переписать историю: Пьерр убьет Наполеона или Наолеон поразит генерала Кутузова. Какая свобода! Каждый может стать Толстым!
В Les Miserables Виктор Гюго дает нам прекрасное описание Ватерлоо. Гюго не только знает, что произошло, но и то, что могло произойти, а что – нет. С программой гипертекста вы могли бы переписать Ватерлоо так, чтобы Наполеон победил, но трагическая красота Ватерлоо, описанного Гюго, состоит в том, что все события происходят независимо от воли читателя. Очарование трагической литературы состоит в том, что мы чувствуем, что герои могли бы избежать своей судьбы, но не не сделали этого из-зи своей слабости, гордости или слепоты.
Кроме того, Гюго говорит нам «Такое падение, шокировавшее всю историю – неужели у него нет причины? Нет... Кто-то, кому никто не может возразить, позаботился об этом событии. Здесь прошел Бог». Вот что говорит нам каждая велика книга – здесь прошел Бог. Существуют книги, которые мы не можем переписать, потому что их функция состоит в том, чтобы научить нас Необходимости, и только если они воспринимаются с этой точки зрения, они могут подарить нам эту мудрость. Их репрессивный урок незаменим для достижения высшего состояния интеллектуальной и моральной свободы.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
The escalating war in the Middle East must be understood in a broader context. The fact that the Iranian regime felt emboldened to risk a direct strike on Israel attests to a changing world order in which Western power is increasingly open to challenge.
considers the implications of Iran’s unprecedented decision to launch a direct strike on Israeli territory.
МИЛАН: Будут ли книги трансформированы, с помощью компьютеров и интернета, в безграничные «гипертекстуальные структуры», в которых читатель является также и автором?
Сегодня существует два вида книг: одни чтобы читать, другие, чтобы получать консультацию. С книгами-для-чтения, вы начинаете на странице 1, на которой, скажем, автор описывает вам произошедшее преступление. Вы читаете до самого конца и узнаете, кто же его совершил. Конец книги; конец опыта прочтения. Тоже самое происходит даже тогда, когда вы читаете философию, например Хуссерла. Автор открывает вам свое мнение на первой странице и потом ведет вас с помощью серии вопросов, чтобы дать вам понять, как он пришел к своим заключениям.
Энциклопедии, конечно же, не предназначены для чтения «от корки до корки». Если я захочу узнать, возможна ли была встреча между Наполеоном и Кантом, я возьму тома К и Н и узнаю, что Наполеон родился в 1769 и умер в 1821, а Кант родился в 1724 и умер в 1804. То есть их встреча – теоретически возможна. Чтобы знать наверняка, я «проконсультируюсь» с биографией Канта. Биография Наполеона, который встречался со многими людьми, может проигнорировать встречу с Кантом, а вот биография Канта – нет.
Компьюторы начинают изменять процесс чтения. Например, с помощью гипертекста, я могу запросить все варианты, в которых имя Наполеона связано с именем Канта. Я могу сделать всю работу за несколько секунд. Компьюторы вполне заменят вышедшие из употребления печатные энциклопедии. Но хотя компьютеры и распространяют новую форму грамотности, они не способны удовлетворить все интеллектуальные потребности, которые они стимулируют.
Два изобретения, стоящие на грани реализации, могут помочь компьютору удовлетворить эти потредности. Первое – копировальная машина, через которую вы можете отсканировать каталоги библиотек и книги издательских домов. Вы выбираете необходимую вам книгу, нажимаете кнопку и машина печатает и переплетает вашу копию. Это изменит весь издательский бизнесс, это возможно уничтожит книжные магазины, но не книги. Книги будут сделаны в соответствии с желанием покупателя, подобно тому как это происходило со старыми манускриптами.
Второе изобретение – е-книга: вставив микрокассету в корешок книги, или подсоединив ее к Интернету, вы получаете свою копию. Но эта книга так же отличается от обычной, как последнее издание Шекспира издательства Пенгвин от фолианта 1623 года. Некоторые люди которые говорят, что никогда не читают печатных книг, теперь читают скажем Кафку в е-формате. На бумаге или на электронной странице, Кафка остается одним и тем же для читателей, если не говорить о точке зрения окулистов.
Subscribe to PS Digital
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Книги выживут благодаря своей утилитарной ценности, но творческий процесс, в котором они рождаются возможно – умрет. Чтобы понять почему, нам нужно провести различие между системами и текстом. Система является сочетанием всех возможностей, изходящих из определенного естественного языка. Конечный набор грамматических правил позволяет вам произвести бесконечное число предложений, причем каждый лингвистический компонент может быть интерпретирован на фоне других лингвистических компонентов: слово -- через определение, событие -- через пример, и т. д.
Текст, с другой стороны, уменьшает количество безконечных возможностей системы до формы закрытой вселенной. Возьмем сказку о Красной Шапочке. Текст начинается с определенного набора персонажей и ситуаций (маленькая девочка, мать, бабушка, волк, лес) и посредством нескольких шагов достигает своей развязки. Вы можете читать эту сказку как аллегорию и припысывать различную мораль событиям и персонажам сказки, но вы не можете превратить Красную Шапочку в Золушку.
Но многие интернетовские программы предполагают, что история обогащается последовательными контрибуциями. Снова возьмем Красную Шапочку. Первый автор предлагает начальную ситуацию (девочка входит в лес) и последующие контрибьюторы развивают историю дальше – девочка не встречается с волком, она встречается с Пиноккио. Оба попадают в заколдованный замок. Они могут сразиться с волшебным крокодилом. И так далее. Понятие авторства подвергается сомнению.
Это иногда происходило в прошлом, и без затрагивания авторства. С Commedia dell’arte, каждое представление было отличным от предыдущих. Мы не можем определить отдельную работу, принадлежащую одному автору. Другим примером является джаз-джэм-сэшшн. Мы можем верить, что существует оригинальное исполнение “Basin Street Blues” благодаря сохранившейся записи. Но существует столько же Basin Street Blues, сколько и его исполнителей.
Но существует разница между неограниченным, бесконечным текстом, и текстом, который может быть интерпретирован бесконечными способами, но который физически является ограниченным. Возьмем «Войну и Мир» Толстого: вам бы хотелось, чтобы Наташа отвергла Курягина, вы хотите, чтобы Князь Андрей выжил, и чтобы он и Наташа были вместе. Переделайте «Войну и Мир» в гипертекст и вы сможете переписать историю: Пьерр убьет Наполеона или Наолеон поразит генерала Кутузова. Какая свобода! Каждый может стать Толстым!
В Les Miserables Виктор Гюго дает нам прекрасное описание Ватерлоо. Гюго не только знает, что произошло, но и то, что могло произойти, а что – нет. С программой гипертекста вы могли бы переписать Ватерлоо так, чтобы Наполеон победил, но трагическая красота Ватерлоо, описанного Гюго, состоит в том, что все события происходят независимо от воли читателя. Очарование трагической литературы состоит в том, что мы чувствуем, что герои могли бы избежать своей судьбы, но не не сделали этого из-зи своей слабости, гордости или слепоты.
Кроме того, Гюго говорит нам «Такое падение, шокировавшее всю историю – неужели у него нет причины? Нет... Кто-то, кому никто не может возразить, позаботился об этом событии. Здесь прошел Бог». Вот что говорит нам каждая велика книга – здесь прошел Бог. Существуют книги, которые мы не можем переписать, потому что их функция состоит в том, чтобы научить нас Необходимости, и только если они воспринимаются с этой точки зрения, они могут подарить нам эту мудрость. Их репрессивный урок незаменим для достижения высшего состояния интеллектуальной и моральной свободы.