Пресса устроила большой переполох по поводу запуска большого адронного коллайдера в Щвейцарии, и не меньшая шумиха образовалась вокруг его остановки, вызванной техническими неполадками. Запуск коллайдера представлял собой событие, которое в мире науки ожидалось с большим нетерпением, поскольку этот эксперимент нёс в себе подтверждение – или опровержение – одной из самых успешных теорий о структуре вселенной. Необычно пристальное внимание общественности к этому событию, какого научные новости редко удостаиваются, возможно, объясняется опасениями, что прямо у нас по носом сооружается нечто вселенски опасное.
Вводные репортажи сопровождались истерией по поводу возможных опасностей, и поэтому вполне естественно, что, когда эксперимент не прошёл точно по плану, неповреждённость пространственно-временной материи стала подвергаться сомнениям. Некоторые возникшие слухи о том, что могло произойти, граничили с абсурдом. Одни выдвигали предположения о том, что новые виды энергии высокой мощности в сочетании с особым способом расщепления частиц, могли уничтожить нас всех. Другой сценарий предсказывал создание лабораторией миниатюрных неконтролируемых чёрных дыр. И ещё одна гипотеза заключалась в образовании «странглета», производящего новые и ужасные уровни ядерной энергии.
Риск подобных происшествий не исключен при экспериментах с основной материей, но в данном случае остановка коллайдера была связана с банальной утечкой газа. Факторы, делающие этот эксперимент настолько интересным – скорее с точки зрения науки, а не прессы – остаются неизменными, и всё ещё будут привлекать внимание на тот момент, когда Европейский центр по ядерным исследованиям снова запустит коллайдер.
Ставки здесь таковы: для того, чтобы научная гипотеза получила признание, она должна 1) предложить объяснение некоторого наблюдаемого явления; 2) обладать «элегантностью», т.е. очевидной правдивостью и ясностью; и 3) предсказать, что произойдет, если вы совершите действие, которое до этого никогда не совершали.
Задача большого электронного коллайдера состоит в создании беспрецедентной ситуации. В случае, если не произойдет предсказанного появления частицы, состоятельность ряда теоретических выкладок будет поставлена под вопрос, и гипотеза будет открыта для замены радикально отличными от неё альтернативными теориями.
Насколько смена научной модели может повлиять на реальность, как правило, остается незамеченным. Казалось бы, повседневная жизнь большинства людей остается совершенно незатронутой вопросами, вызывающими интерес физиков. Однако в данном случае оказывается задействована более глубокая цепочка абстракций – инструментов, которые мы применяем в мыслительном процессе – одна из которых основана на нашем способе восприятия реальности.
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Представьте себе, например, насколько отличным от нашего был мир до того, как было открыто понятие «нуля». Ноль незаменим в бухгалтерии – и на нём строится вся современная коммерция. Понятие это весьма отлично от нашего обывательского понимания «ничто». На западе, понятие «ноль» просто на существовало до тех пор, пока католическая церковь не отменила свой запрет на него в 12 веке, 1400 лет после того, как ноль был изобретен арабами.
Или, например, задумайтесь: что, если бы не были доказаны теории о существовании микробов? Наши представления о передачи информации и сообщениях были бы совершенно иными. Или концепт силового поля, поддерживающий понятие влияния? Фрейд, при создании своей первой модели человеческого сознания – преемники которой с тех пор определяют наши представления о себе самих – был вдохновлён теорией относительнояти Эйнштейна. Мощные научные абстракции обычно вплетаются в удовольствие, которое мы находим в искусстве, в то, как мы создаем законы и определяем нравственные ценности.
Теория, которая будет проверена в ожидаемом с таким нетерпением эксперименте, проводимом Европейским центром по ядерным исследованиям, находится в центре спора о том, какие абстракции кажутся более фундаментальными во вселенной. В основе одной модели лежит число; в основе другой – форма. Первая гласит, что вселенная в основе своей вероятностна и произвольна, но при этом её произвольность обладает закономерностями. Согласно второй теории, вселенной в своей основе геометрична, и управляют ею геометрические свойства, такие как симметрия. Если в результате эксперимента обнаружится предсказанная частица, разрешение спора склонится в сторону формы.
Вот что это может означать в долгосрочной перспективе: читая слово «симметрия», вы скорее всего представили себе две уравновешенные половинки, или отражение. Это простое понятие распространяется на все наши рассуждения о мире: мужчина и женщина, начальник и подчинённый, любовь и ненависть, правое и левое. Это понятие управляет нашими политическими и религиозными убеждениями, и даже распространяется на принципы истины, лежащие в основе наших законодательных систем.
Но представьте себе, что ваше понятие симметрии включает в себя три части – что тогда? Что, если столкновением частиц послужит локазательством того, что для истинного равновесия требуются три части, а не две?
Эксперименты с адронным коллайдером могут спровоцировать подобное изменение наших представлений, по сути такое же разрушительное, как и взрыв. Или, возможно, оно будет менее драматичным, брезжа в уголке сознания служащего, уставившегося в окно патентного бюро. Иное восприятие реальности может нас изменить – изменить наши мысли и представления – и оно может прийти откуда угодно.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
Iran’s mass ballistic missile and drone attack on Israel last week raised anew the specter of a widening Middle East war that draws in Iran and its proxies, as well as Western countries like the United States. The urgent need to defuse tensions – starting by ending Israel’s war in Gaza and pursuing a lasting political solution to the Israeli-Palestinian conflict – is obvious, but can it be done?
The most successful development stories almost always involve major shifts in the sources of economic growth, which in turn allow economies to reinvent themselves out of necessity or by design. In China, the interplay of mounting external pressures, lagging household consumption, and falling productivity will increasingly shape China’s policy choices in the years ahead.
explains why the Chinese authorities should switch to a consumption- and productivity-led growth model.
Designing a progressive anti-violence strategy that delivers the safety for which a huge share of Latin Americans crave is perhaps the most difficult challenge facing many of the region’s governments. But it is also the most important.
urge the region’s progressives to start treating security as an essential component of social protection.
Пресса устроила большой переполох по поводу запуска большого адронного коллайдера в Щвейцарии, и не меньшая шумиха образовалась вокруг его остановки, вызванной техническими неполадками. Запуск коллайдера представлял собой событие, которое в мире науки ожидалось с большим нетерпением, поскольку этот эксперимент нёс в себе подтверждение – или опровержение – одной из самых успешных теорий о структуре вселенной. Необычно пристальное внимание общественности к этому событию, какого научные новости редко удостаиваются, возможно, объясняется опасениями, что прямо у нас по носом сооружается нечто вселенски опасное.
Вводные репортажи сопровождались истерией по поводу возможных опасностей, и поэтому вполне естественно, что, когда эксперимент не прошёл точно по плану, неповреждённость пространственно-временной материи стала подвергаться сомнениям. Некоторые возникшие слухи о том, что могло произойти, граничили с абсурдом. Одни выдвигали предположения о том, что новые виды энергии высокой мощности в сочетании с особым способом расщепления частиц, могли уничтожить нас всех. Другой сценарий предсказывал создание лабораторией миниатюрных неконтролируемых чёрных дыр. И ещё одна гипотеза заключалась в образовании «странглета», производящего новые и ужасные уровни ядерной энергии.
Риск подобных происшествий не исключен при экспериментах с основной материей, но в данном случае остановка коллайдера была связана с банальной утечкой газа. Факторы, делающие этот эксперимент настолько интересным – скорее с точки зрения науки, а не прессы – остаются неизменными, и всё ещё будут привлекать внимание на тот момент, когда Европейский центр по ядерным исследованиям снова запустит коллайдер.
Ставки здесь таковы: для того, чтобы научная гипотеза получила признание, она должна 1) предложить объяснение некоторого наблюдаемого явления; 2) обладать «элегантностью», т.е. очевидной правдивостью и ясностью; и 3) предсказать, что произойдет, если вы совершите действие, которое до этого никогда не совершали.
Задача большого электронного коллайдера состоит в создании беспрецедентной ситуации. В случае, если не произойдет предсказанного появления частицы, состоятельность ряда теоретических выкладок будет поставлена под вопрос, и гипотеза будет открыта для замены радикально отличными от неё альтернативными теориями.
Насколько смена научной модели может повлиять на реальность, как правило, остается незамеченным. Казалось бы, повседневная жизнь большинства людей остается совершенно незатронутой вопросами, вызывающими интерес физиков. Однако в данном случае оказывается задействована более глубокая цепочка абстракций – инструментов, которые мы применяем в мыслительном процессе – одна из которых основана на нашем способе восприятия реальности.
Subscribe to PS Digital
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Представьте себе, например, насколько отличным от нашего был мир до того, как было открыто понятие «нуля». Ноль незаменим в бухгалтерии – и на нём строится вся современная коммерция. Понятие это весьма отлично от нашего обывательского понимания «ничто». На западе, понятие «ноль» просто на существовало до тех пор, пока католическая церковь не отменила свой запрет на него в 12 веке, 1400 лет после того, как ноль был изобретен арабами.
Или, например, задумайтесь: что, если бы не были доказаны теории о существовании микробов? Наши представления о передачи информации и сообщениях были бы совершенно иными. Или концепт силового поля, поддерживающий понятие влияния? Фрейд, при создании своей первой модели человеческого сознания – преемники которой с тех пор определяют наши представления о себе самих – был вдохновлён теорией относительнояти Эйнштейна. Мощные научные абстракции обычно вплетаются в удовольствие, которое мы находим в искусстве, в то, как мы создаем законы и определяем нравственные ценности.
Теория, которая будет проверена в ожидаемом с таким нетерпением эксперименте, проводимом Европейским центром по ядерным исследованиям, находится в центре спора о том, какие абстракции кажутся более фундаментальными во вселенной. В основе одной модели лежит число; в основе другой – форма. Первая гласит, что вселенная в основе своей вероятностна и произвольна, но при этом её произвольность обладает закономерностями. Согласно второй теории, вселенной в своей основе геометрична, и управляют ею геометрические свойства, такие как симметрия. Если в результате эксперимента обнаружится предсказанная частица, разрешение спора склонится в сторону формы.
Вот что это может означать в долгосрочной перспективе: читая слово «симметрия», вы скорее всего представили себе две уравновешенные половинки, или отражение. Это простое понятие распространяется на все наши рассуждения о мире: мужчина и женщина, начальник и подчинённый, любовь и ненависть, правое и левое. Это понятие управляет нашими политическими и религиозными убеждениями, и даже распространяется на принципы истины, лежащие в основе наших законодательных систем.
Но представьте себе, что ваше понятие симметрии включает в себя три части – что тогда? Что, если столкновением частиц послужит локазательством того, что для истинного равновесия требуются три части, а не две?
Эксперименты с адронным коллайдером могут спровоцировать подобное изменение наших представлений, по сути такое же разрушительное, как и взрыв. Или, возможно, оно будет менее драматичным, брезжа в уголке сознания служащего, уставившегося в окно патентного бюро. Иное восприятие реальности может нас изменить – изменить наши мысли и представления – и оно может прийти откуда угодно.