НЬЮ-ЙОРК. Когда бы я ни слышал, как представители правого крыла республиканцев в Америке называют себя “консерваторами”, внутренне я испытываю что-то подобное удару электрического тока.
Консерватор – это человек, который в традициях английского парламентария восемнадцатого века Эдмунда Бурка верит, что существующий порядок заслуживает уважения, даже почтительности. Либерал, напротив, это тот, кто готов изменить установленный порядок в погоне за мечтой о лучшем мире.
Историк “вигов” девятнадцатого века Томас Макалэй хорошо описал это отличие. В Англии существует “две великие партии”, писал он, что подтверждало “отличие“, которое “всегда существовало и всегда должно существовать”.
НЬЮ-ЙОРК. Когда бы я ни слышал, как представители правого крыла республиканцев в Америке называют себя “консерваторами”, внутренне я испытываю что-то подобное удару электрического тока.
Консерватор – это человек, который в традициях английского парламентария восемнадцатого века Эдмунда Бурка верит, что существующий порядок заслуживает уважения, даже почтительности. Либерал, напротив, это тот, кто готов изменить установленный порядок в погоне за мечтой о лучшем мире.
Историк “вигов” девятнадцатого века Томас Макалэй хорошо описал это отличие. В Англии существует “две великие партии”, писал он, что подтверждало “отличие“, которое “всегда существовало и всегда должно существовать”.