ЛОНДОН. Я был в Иордании, этом красивом оазисе спокойствия и сдержанности, расположенном в трудном и опасном окружении, когда я впервые услышал новости об убийстве двух британских солдат и полицейского католика республиканским диссидентом-террористом в Северной Ирландии.
Мы смотрели на то, что христиане называют Святой землей с иорданской возвышенности. Меня поразила мысль, когда я вспомнил дни, проведенные в Северной Ирландии, настолько малó и здесь, и там горнило, переполненное такой борьбой, горечью и кровопролитием. Есть тесная связь между географией Северной Ирландии, сектором Газа и Западным Берегом, которая заставляет насилие выглядеть все более необъяснимым и недопустимым.
Является ли это насилие неизбежным из-за столкновения культур, религий и этносов? Запрограммировано ли оно в ДНК историей, языком и присущими нам различными способами удовлетворения наших духовных устремлений?
ЛОНДОН. Я был в Иордании, этом красивом оазисе спокойствия и сдержанности, расположенном в трудном и опасном окружении, когда я впервые услышал новости об убийстве двух британских солдат и полицейского католика республиканским диссидентом-террористом в Северной Ирландии.
Мы смотрели на то, что христиане называют Святой землей с иорданской возвышенности. Меня поразила мысль, когда я вспомнил дни, проведенные в Северной Ирландии, настолько малó и здесь, и там горнило, переполненное такой борьбой, горечью и кровопролитием. Есть тесная связь между географией Северной Ирландии, сектором Газа и Западным Берегом, которая заставляет насилие выглядеть все более необъяснимым и недопустимым.
Является ли это насилие неизбежным из-за столкновения культур, религий и этносов? Запрограммировано ли оно в ДНК историей, языком и присущими нам различными способами удовлетворения наших духовных устремлений?