Почему ученые-неврологи, молекулярные биологи, генетики и онтогенетики – те мужчины и женщины, чьи открытия навсегда изменили наше представление о себе – так обеспокоены своим будущим? Кризис морального состояния среди современных медицинских ученых происходит не из-за финансовых проблем, не из-за стадии развития поля их деятельности, не от уровня проводимого исследования, а из-за неспособности этих ученых собраться в надлежащие гуманитарные сообщества.
Низкий моральный дух является результатом слишком малой доброты и порядочности; он представляет собой несостоятельность традиций и манер, потерю социальной цели, снижение способности или желания отличать верное от неверного, а затем принимать правильные решения. По существу, низкий моральных дух – это всего лишь результат равнодушия медицинских ученых, занятых в своих лабораториях и позволяющих социальному и эмоциональному принципам их поля деятельности прогнивать под собой.
Уязвимость наук, фокусирующихся на человеческом теле и разуме, заключается в обязанности всех ученых вести наблюдения за своими системами беспристрастно. В этих областях, беспристрастие требует, чтобы медицинский ученый игнорировал уязвимость своего собственного тела и разума. Напряжение от старания подчиняться этому невыполнимому правилу невозмутимого равнодушия к собственной судьбе, приводит к появлению недопустимой дистанции между ученым, изучающим тело и разум, и телом и разумом самого ученого. Тем не менее, под этим напряжением медицинские ученые-исследователи могут поддаться мечте о том, что их инструменты и процедуры, тем или иным образом освободили их от границ их разума и тела.
Сознательное выражение такой мечты – это навязчивый ответ на определенность биологической смерти, а именно вера в то, что достаточно большая победа в научной игре сама побьет смерть, путем дарования определенной формы бессмертия победителю. И только самая тонкая мембрана опровержения через приоритет открытия отделяет понятие научного бессмертия от этой более глубокой, более древней и совершенно ненаучной мечте о возможности избежать собственной неизбежной смерти.
Несмотря на то, что сегодняшняя биомедицинская наука утверждает, что ищет способы реконструкции природных дефектов, слишком многие из ее практиков ведут себя так, как будто их реальная цель заключается в получении превосходства мифического бессмертия, за что они готовы заплатить любую цену как со своей стороны, так и со стороны кого-либо другого. Отрицание страха перед смертью и мысль о запретном желании превзойти природу – это не что иное, как проявления попыток замаскировать бессознательное желание создать биомедицинскую науку, которая будет вести войну со своими же собственными намеченными целями
Проблема заключается не в том, что наука и медицина избегают нахождения способов лечения, а в том, что они слишком сильно мотивированы иррациональной, неосознанной потребностью излечить смерть, вместо того, чтобы сконцентрироваться на задаче меньшего масштаба – профилактике и лечении болезней, что помогло бы оттянуть неизбежный момент смерти как пациентов, так и самих врачей. Нелогичные, одержимые обещания, сделанные учеными и врачами за прошедшие несколько десятилетий, в некотором смысле, наделили законным статусом версию опровержения смерти.
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Но эти обещания несостоятельны. Гуманная версия биомедицинских наук, например, признала бы, что она не собирается превышать границы человеческого тела и, таким образом, больше не давала бы обещаний, которых не может сдержать. Кроме того, наука, которая признает неосознанную составляющую своей работы, или даже своей методологии, лучше всего будет служить своим практикам как людям, а так же наиболее вероятно окажет долговременную пользу остальным из нас.
Такое изменение не может случиться до тех пор, пока ученые сами впервые не задумаются о рассмотрении последствий их собственного отношения друг к другу. Мы должны начать реформы самым консервативным способом, вновь открывая и вновь посвящая себя должности, которую мы, профессоры, занимаем. Глагол «преподавать» имеет несколько значений: открыто заявлять, объявлять или требовать, предъявлять требования, претендовать на что-либо, требовать наличие навыков или знаний чего-либо, подтверждать веру во что-либо, входить в религиозный орден или конгрегацию, делать открытое заявление, или постричься в монахи религиозного ордена или конгрегации.
Вместо того, чтобы делать выбор между этими текущими значениями, мы могли бы вернуться к слову, от которого все они произошли, к среднеанглийскому "professen", что означает – давать торжественные обещания. Профессоры не заслуживают своего звания, если они не стремятся внести вклад в подтверждение какой-либо информации, находящейся за пределами сведений, которыми они располагают.
Заявления и обещания не зависят от фактов; они идут от чистого сердца. Как мне кажется, в первую очередь, чтобы быть профессором, нужно иметь в себе что-то важное, что нуждается в подтверждении и человек должен это подтвердить. Моральный дух научных профессоров в науке продолжит оставаться низким до тех пор, пока они не решат, что их самые сильные чувства, так же как их самые важные данные, должны определять профессиональное поведение и профессиональный статус.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
The European Union’s cumbersome and narrowly defined regulations for public procurement and spending are not simply inadequate; they are dangerous. They weaken the bloc’s ability to protect itself from a broad range of Russian hybrid attacks while prolonging Russia’s aggression in Ukraine.
propose a European Defense Production Act to help fast-track processes for public procurement and spending.
The intricate legal issues and colorful characters in Donald Trump's criminal trials will undoubtedly keep the media and the viewing public enraptured for months to come. But when it comes to the 2024 election, all that really matters is how the defendant appears to a narrow sliver of undecided voters.
points out that optics, more than the law or the facts, will be what matters most for the election.
Почему ученые-неврологи, молекулярные биологи, генетики и онтогенетики – те мужчины и женщины, чьи открытия навсегда изменили наше представление о себе – так обеспокоены своим будущим? Кризис морального состояния среди современных медицинских ученых происходит не из-за финансовых проблем, не из-за стадии развития поля их деятельности, не от уровня проводимого исследования, а из-за неспособности этих ученых собраться в надлежащие гуманитарные сообщества.
Низкий моральный дух является результатом слишком малой доброты и порядочности; он представляет собой несостоятельность традиций и манер, потерю социальной цели, снижение способности или желания отличать верное от неверного, а затем принимать правильные решения. По существу, низкий моральных дух – это всего лишь результат равнодушия медицинских ученых, занятых в своих лабораториях и позволяющих социальному и эмоциональному принципам их поля деятельности прогнивать под собой.
Уязвимость наук, фокусирующихся на человеческом теле и разуме, заключается в обязанности всех ученых вести наблюдения за своими системами беспристрастно. В этих областях, беспристрастие требует, чтобы медицинский ученый игнорировал уязвимость своего собственного тела и разума. Напряжение от старания подчиняться этому невыполнимому правилу невозмутимого равнодушия к собственной судьбе, приводит к появлению недопустимой дистанции между ученым, изучающим тело и разум, и телом и разумом самого ученого. Тем не менее, под этим напряжением медицинские ученые-исследователи могут поддаться мечте о том, что их инструменты и процедуры, тем или иным образом освободили их от границ их разума и тела.
Сознательное выражение такой мечты – это навязчивый ответ на определенность биологической смерти, а именно вера в то, что достаточно большая победа в научной игре сама побьет смерть, путем дарования определенной формы бессмертия победителю. И только самая тонкая мембрана опровержения через приоритет открытия отделяет понятие научного бессмертия от этой более глубокой, более древней и совершенно ненаучной мечте о возможности избежать собственной неизбежной смерти.
Несмотря на то, что сегодняшняя биомедицинская наука утверждает, что ищет способы реконструкции природных дефектов, слишком многие из ее практиков ведут себя так, как будто их реальная цель заключается в получении превосходства мифического бессмертия, за что они готовы заплатить любую цену как со своей стороны, так и со стороны кого-либо другого. Отрицание страха перед смертью и мысль о запретном желании превзойти природу – это не что иное, как проявления попыток замаскировать бессознательное желание создать биомедицинскую науку, которая будет вести войну со своими же собственными намеченными целями
Проблема заключается не в том, что наука и медицина избегают нахождения способов лечения, а в том, что они слишком сильно мотивированы иррациональной, неосознанной потребностью излечить смерть, вместо того, чтобы сконцентрироваться на задаче меньшего масштаба – профилактике и лечении болезней, что помогло бы оттянуть неизбежный момент смерти как пациентов, так и самих врачей. Нелогичные, одержимые обещания, сделанные учеными и врачами за прошедшие несколько десятилетий, в некотором смысле, наделили законным статусом версию опровержения смерти.
Subscribe to PS Digital
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Но эти обещания несостоятельны. Гуманная версия биомедицинских наук, например, признала бы, что она не собирается превышать границы человеческого тела и, таким образом, больше не давала бы обещаний, которых не может сдержать. Кроме того, наука, которая признает неосознанную составляющую своей работы, или даже своей методологии, лучше всего будет служить своим практикам как людям, а так же наиболее вероятно окажет долговременную пользу остальным из нас.
Такое изменение не может случиться до тех пор, пока ученые сами впервые не задумаются о рассмотрении последствий их собственного отношения друг к другу. Мы должны начать реформы самым консервативным способом, вновь открывая и вновь посвящая себя должности, которую мы, профессоры, занимаем. Глагол «преподавать» имеет несколько значений: открыто заявлять, объявлять или требовать, предъявлять требования, претендовать на что-либо, требовать наличие навыков или знаний чего-либо, подтверждать веру во что-либо, входить в религиозный орден или конгрегацию, делать открытое заявление, или постричься в монахи религиозного ордена или конгрегации.
Вместо того, чтобы делать выбор между этими текущими значениями, мы могли бы вернуться к слову, от которого все они произошли, к среднеанглийскому "professen", что означает – давать торжественные обещания. Профессоры не заслуживают своего звания, если они не стремятся внести вклад в подтверждение какой-либо информации, находящейся за пределами сведений, которыми они располагают.
Заявления и обещания не зависят от фактов; они идут от чистого сердца. Как мне кажется, в первую очередь, чтобы быть профессором, нужно иметь в себе что-то важное, что нуждается в подтверждении и человек должен это подтвердить. Моральный дух научных профессоров в науке продолжит оставаться низким до тех пор, пока они не решат, что их самые сильные чувства, так же как их самые важные данные, должны определять профессиональное поведение и профессиональный статус.