ЛОС-АНДЖЕЛЕС – Несмотря на то, что некоторые политики любят распространять ложь, факты по-прежнему важны, и правильное понимание этих фактов абсолютно необходимо для выживания. Я знаю, о чём говорю, потому что регулярно вижу гибельные последствия некорректного отношения к фактам.
Я специалист по поведенческой экологии, изучаю то, как животные оценивают риск стать жертвой хищника и реагируют на него. Но меня интересуют не эффектные хищники, с их острыми зубами, крадущимися манерами и потрясающими способностями к спринту, а их еда.
Некоторые валлаби (небольшие кенгуру) плохо относятся к фактам. Эта четвероногая закуска слишком часто игнорирует информацию, которая находится у неё прямо перед носом – шорох в кустах, запах проходящего рядом плотоядного хищника. И за эту безграмотность они платят очень дорого, получая внезапный удар когтистой лапой или попав в мощные челюсти.
Но, как показывают мои исследования, многие потенциальные блюда, в их числе сурки, птицы, ящерицы, рыбы и сидячие морские беспозвоночные, оценивают риски намного лучше. В 1979 году экологи Ричард Докинз и Джон Кребс выдвинули «принцип жизнь или обед». В соответствии с этим принципом, жертва теряет больше, чем хищник, поэтому она намного креативней относится к вопросу выживания. Риск быть съеденным, а значит исключённым из генетического фонда, создаёт сильные стимулы к совершенствованию техники выживания. Для хищника же единственное последствие его неудачи – остаться голодным до следующей трапезы.
Мы видим этот принцип «жизнь или обед» в действии повсюду. Кулики и утки сбиваются в стаи, когда по пляжу или вдоль берега пруда начинает бегать собака, потому что эти птицы понимают: их численность гарантирует им безопасность. Люди делают то же самое. Например, мы испытываем более сильное чувство тревоги, если катаемся на доске для сёрфинга в одиночку, ведь мы знаем: в крайне маловероятном случае, когда акула решит, что ей хочется отведать стекловолокна с неопреном, наши шансы на выживание возрастут, если у неё будет больше чем одна цель на выбор.
Люди, как и животные, нуждаются в надёжных и правдивых данных, чтобы принимать правильные решения. Однажды, изучая сурков в горах Каракорум между Китаем и Пакистаном, я едва не погиб из-за недостатка фактов. Страшный ливень с ураганом, после которого начались оползни, отрезал все дороги к месту, где я проводил исследования. Я пытался выбраться, но был совершенно дезориентирован. Ситуация ухудшалась, а придумать стратегию выхода из неё было невозможно.
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Поскольку я одновременно боролся с брюшным тифом и был нагружен массой исследовательского оборудования, у меня просто не было сил идти многие километры по грязи и обваливающимся скалам. Лишь несколько дней спустя, когда угроза миновала, и я, наконец, смог покинуть эту зону, я понял, до чего же бесполезной на самом деле была вся имевшаяся у меня информация о дорогах и альтернативных маршрутах.
Любой уважающий себя учёный должен всё подвергать сомнению, ему следует критически относиться к общепринятому мнению. Тем не менее, у него есть возможность выдвигать предположения, планировать эксперименты для сбора данных, а после анализа этих данных делать выводы, которые либо подтверждают, либо опровергают изначальное предположение. Мы учимся, а наука шагает вперёд, благодаря постоянному оспариванию выдвинутых предположений с помощью свежей, фактической информации. Именно так мы проверяем и оттачиваем наши идеи, пока мы не получаем вывод, который невозможно опровергнуть с лёгкостью. Мы называем это нашим «откровением», «открытой правдой».
Однако открытая научная правда всегда становится предметом для новых анализов, новых проверок и новых интерпретаций. Она всегда считается предварительной (то есть подверженной позднейшим фальсификациям), не превращаясь во всеми принятую догму.
Когда учёные и широкая публика отвергают хорошо обоснованные гипотезы, ссылаясь на так называемые альтернативные факты, которые опираются на одни лишь эмоции или личные убеждения (то есть на постправду, говоря современным политическом языком), мы теряем серьёзный шанс улучшить качество наших знаний. Если мы постоянно называем статьи, содержащие проверенные факты и опубликованные в новостных издания с репутацией, «фейковыми новостями», это значит, что мы не можем привести доказательств в поддержку наших выводов. В политике, как и в науке, если мы отвергаем открытую правду, мы повышаем вероятность наступления катастрофически ужасных последствий.
Люди выжили, потому что их предки правильно относились к фактам, как кулики, сбивающиеся в стаи при любом намёке на опасность. Во всех аспектах жизни мы должны настаивать на научных процессах, которые позволяют принимать решения с опорой на накопленные наблюдения. Если – и когда – имеется достаточно доказательств, подтверждающих тот или иной вывод, мы должны принять его. При этом непрерывный и самокритичный анализ очень важен, но только при условии появления новых идей, новых доказательств или новых экспериментальных методов.
Подражание поведению валлаби, которые столь наивно относятся к хищникам и просто игнорируют шорох в кустах, никак не поможет человечеству избежать гибели. Наоборот, это самый надёжный рецепт для вымирания.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
In the United States and Europe, immigration tends to divide people into opposing camps: those who claim that newcomers undermine economic opportunity and security for locals, and those who argue that welcoming migrants and refugees is a moral and economic imperative. How should one make sense of a debate that is often based on motivated reasoning, with emotion and underlying biases affecting the selection and interpretation of evidence?
To maintain its position as a global rule-maker and avoid becoming a rule-taker, the United States must use the coming year to promote clarity and confidence in the digital-asset market. The US faces three potential paths to maintaining its competitive edge in crypto: regulation, legislation, and designation.
urges policymakers to take decisive action and set new rules for the industry in 2024.
The World Trade Organization’s most recent ministerial conference concluded with a few positive outcomes demonstrating that meaningful change is possible, though there were some disappointments. A successful agenda of reforms will require more members – particularly emerging markets and developing economies – to take the lead.
writes that meaningful change will come only when members other than the US help steer the organization.
ЛОС-АНДЖЕЛЕС – Несмотря на то, что некоторые политики любят распространять ложь, факты по-прежнему важны, и правильное понимание этих фактов абсолютно необходимо для выживания. Я знаю, о чём говорю, потому что регулярно вижу гибельные последствия некорректного отношения к фактам.
Я специалист по поведенческой экологии, изучаю то, как животные оценивают риск стать жертвой хищника и реагируют на него. Но меня интересуют не эффектные хищники, с их острыми зубами, крадущимися манерами и потрясающими способностями к спринту, а их еда.
Некоторые валлаби (небольшие кенгуру) плохо относятся к фактам. Эта четвероногая закуска слишком часто игнорирует информацию, которая находится у неё прямо перед носом – шорох в кустах, запах проходящего рядом плотоядного хищника. И за эту безграмотность они платят очень дорого, получая внезапный удар когтистой лапой или попав в мощные челюсти.
Но, как показывают мои исследования, многие потенциальные блюда, в их числе сурки, птицы, ящерицы, рыбы и сидячие морские беспозвоночные, оценивают риски намного лучше. В 1979 году экологи Ричард Докинз и Джон Кребс выдвинули «принцип жизнь или обед». В соответствии с этим принципом, жертва теряет больше, чем хищник, поэтому она намного креативней относится к вопросу выживания. Риск быть съеденным, а значит исключённым из генетического фонда, создаёт сильные стимулы к совершенствованию техники выживания. Для хищника же единственное последствие его неудачи – остаться голодным до следующей трапезы.
Мы видим этот принцип «жизнь или обед» в действии повсюду. Кулики и утки сбиваются в стаи, когда по пляжу или вдоль берега пруда начинает бегать собака, потому что эти птицы понимают: их численность гарантирует им безопасность. Люди делают то же самое. Например, мы испытываем более сильное чувство тревоги, если катаемся на доске для сёрфинга в одиночку, ведь мы знаем: в крайне маловероятном случае, когда акула решит, что ей хочется отведать стекловолокна с неопреном, наши шансы на выживание возрастут, если у неё будет больше чем одна цель на выбор.
Люди, как и животные, нуждаются в надёжных и правдивых данных, чтобы принимать правильные решения. Однажды, изучая сурков в горах Каракорум между Китаем и Пакистаном, я едва не погиб из-за недостатка фактов. Страшный ливень с ураганом, после которого начались оползни, отрезал все дороги к месту, где я проводил исследования. Я пытался выбраться, но был совершенно дезориентирован. Ситуация ухудшалась, а придумать стратегию выхода из неё было невозможно.
Subscribe to PS Digital
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Поскольку я одновременно боролся с брюшным тифом и был нагружен массой исследовательского оборудования, у меня просто не было сил идти многие километры по грязи и обваливающимся скалам. Лишь несколько дней спустя, когда угроза миновала, и я, наконец, смог покинуть эту зону, я понял, до чего же бесполезной на самом деле была вся имевшаяся у меня информация о дорогах и альтернативных маршрутах.
Любой уважающий себя учёный должен всё подвергать сомнению, ему следует критически относиться к общепринятому мнению. Тем не менее, у него есть возможность выдвигать предположения, планировать эксперименты для сбора данных, а после анализа этих данных делать выводы, которые либо подтверждают, либо опровергают изначальное предположение. Мы учимся, а наука шагает вперёд, благодаря постоянному оспариванию выдвинутых предположений с помощью свежей, фактической информации. Именно так мы проверяем и оттачиваем наши идеи, пока мы не получаем вывод, который невозможно опровергнуть с лёгкостью. Мы называем это нашим «откровением», «открытой правдой».
Однако открытая научная правда всегда становится предметом для новых анализов, новых проверок и новых интерпретаций. Она всегда считается предварительной (то есть подверженной позднейшим фальсификациям), не превращаясь во всеми принятую догму.
Когда учёные и широкая публика отвергают хорошо обоснованные гипотезы, ссылаясь на так называемые альтернативные факты, которые опираются на одни лишь эмоции или личные убеждения (то есть на постправду, говоря современным политическом языком), мы теряем серьёзный шанс улучшить качество наших знаний. Если мы постоянно называем статьи, содержащие проверенные факты и опубликованные в новостных издания с репутацией, «фейковыми новостями», это значит, что мы не можем привести доказательств в поддержку наших выводов. В политике, как и в науке, если мы отвергаем открытую правду, мы повышаем вероятность наступления катастрофически ужасных последствий.
Люди выжили, потому что их предки правильно относились к фактам, как кулики, сбивающиеся в стаи при любом намёке на опасность. Во всех аспектах жизни мы должны настаивать на научных процессах, которые позволяют принимать решения с опорой на накопленные наблюдения. Если – и когда – имеется достаточно доказательств, подтверждающих тот или иной вывод, мы должны принять его. При этом непрерывный и самокритичный анализ очень важен, но только при условии появления новых идей, новых доказательств или новых экспериментальных методов.
Подражание поведению валлаби, которые столь наивно относятся к хищникам и просто игнорируют шорох в кустах, никак не поможет человечеству избежать гибели. Наоборот, это самый надёжный рецепт для вымирания.