ПАРИЖ – Сравнивать современных демагогов с Адольфом Гитлером почти всегда неразумно. Подобный алармизм обычно превращает в банальность реальные ужасы нацистского режима и отвлекает внимание о наших собственных политических проблем. Но даже если этот алармизм и контрпродуктивен, всё равно остаётся вопрос: а в какой момент демократия действительно оказывается в опасности? Ещё пару лет назад было невообразимо, чтобы президент США оскорблял демократических союзников и расхваливал диктаторов, называл свободную прессу «врагом народа», сажал за решётку беженцев и забирал у них детей, а теперь это стало практически нормой. Когда будет уже слишком поздно подавать сигнал тревоги?
На эту тему были написаны великие книги. Шедевр Джорджо Бассани «Сад Финци-Контини» описывает жизнь буржуазных итальянских евреев при фашизме. Медленно, шаг за шагом, правовая и социальная петля затягивается вокруг этих образованных итальянцев, считавших свою комфортную жизнь и влияние некой данностью. Под самыми различными предлогами они отказываются признавать реальность. Отец рассказчика даже вступает в фашистскую партию, а богатые Финци-Контини обособляются от окружающих в своём всё более узком семейном кругу. Гордыня и отсутствие воображения не позволяют им увидеть опасность, которая им грозит, пока не становится слишком поздно: их депортируют в лагеря смерти.
Человеческой неспособности увидеть грядущее посвящены и мемуары Себастьяна Хаффнера «История одного немца», написанные в 1939 году, через год после его отъезда из родной Германии. Хаффнер, позднее журналист и писатель, будучи студентом-юристом, оказался свидетелем того, как нацистская диктатура становилась смертельно опасной. Это процесс были таким же постепенным, как и преследование евреев в Италии. Хаффнер видел, как его коллеги-студенты, ни один из которых не входил в партию нацистов, соглашались с каждым их шагом (расовые законы, отмена конституции и так далее), причём как раз потому, что все эти шаги формулировались на языке права. Казалось, что так и не наступит момент, когда они поймут, что линия нетерпимости уже пересечена и остаётся либо сопротивление, либо эмиграция. Хаффнер, который, кстати, не был евреем, это понимал; он уехал в тот год, когда начались поджоги синагог и изгнание евреев из их домов.
ПАРИЖ – Сравнивать современных демагогов с Адольфом Гитлером почти всегда неразумно. Подобный алармизм обычно превращает в банальность реальные ужасы нацистского режима и отвлекает внимание о наших собственных политических проблем. Но даже если этот алармизм и контрпродуктивен, всё равно остаётся вопрос: а в какой момент демократия действительно оказывается в опасности? Ещё пару лет назад было невообразимо, чтобы президент США оскорблял демократических союзников и расхваливал диктаторов, называл свободную прессу «врагом народа», сажал за решётку беженцев и забирал у них детей, а теперь это стало практически нормой. Когда будет уже слишком поздно подавать сигнал тревоги?
На эту тему были написаны великие книги. Шедевр Джорджо Бассани «Сад Финци-Контини» описывает жизнь буржуазных итальянских евреев при фашизме. Медленно, шаг за шагом, правовая и социальная петля затягивается вокруг этих образованных итальянцев, считавших свою комфортную жизнь и влияние некой данностью. Под самыми различными предлогами они отказываются признавать реальность. Отец рассказчика даже вступает в фашистскую партию, а богатые Финци-Контини обособляются от окружающих в своём всё более узком семейном кругу. Гордыня и отсутствие воображения не позволяют им увидеть опасность, которая им грозит, пока не становится слишком поздно: их депортируют в лагеря смерти.
Человеческой неспособности увидеть грядущее посвящены и мемуары Себастьяна Хаффнера «История одного немца», написанные в 1939 году, через год после его отъезда из родной Германии. Хаффнер, позднее журналист и писатель, будучи студентом-юристом, оказался свидетелем того, как нацистская диктатура становилась смертельно опасной. Это процесс были таким же постепенным, как и преследование евреев в Италии. Хаффнер видел, как его коллеги-студенты, ни один из которых не входил в партию нацистов, соглашались с каждым их шагом (расовые законы, отмена конституции и так далее), причём как раз потому, что все эти шаги формулировались на языке права. Казалось, что так и не наступит момент, когда они поймут, что линия нетерпимости уже пересечена и остаётся либо сопротивление, либо эмиграция. Хаффнер, который, кстати, не был евреем, это понимал; он уехал в тот год, когда начались поджоги синагог и изгнание евреев из их домов.