Если 90-е годы были эрой экономической шоковой терапии, то нынешнее десятилетие, возможно, запомнится параличом экономической реформы. Хотя причины затора в разных странах различны, общим является то, что лишь немногие политические деятели в мире добиваются больших успехов в деле оживления экономики своей страны.
Проблема существует не только на вновь образующихся рынках типа Индонезии, Мексики и Бразилии, где находящиеся у власти левые оказались не в состоянии найти жизнеспособную альтернативу массово осуждаемому «Вашингтонскому консенсусу» об экономической либерализации. То же самое явление наблюдается и во многих богатых странах.
По замечательному совпадению, японский премьер-министр Дзюнитиро Коидзуми и немецкий канцлер Герхард Шрёдер практически одновременно объявили досрочные выборы в надежде подстегнуть реформу. В Германии самыми неотложными являются реформы рынка труда и налоговой системы. В Японии правительство Коидзуми хочет приватизировать чудовищных размеров почтовую службу, гигантская финансовая рука которой, словно питон, обвилась вокруг банковской системы страны.
Даже в Соединенных Штатах, одном из немногих мест, где экономическая либерализация не является ругательным словом, президент Джордж Буш испытал определенные разочарования. Несмотря на огромные затраты времени и энергии, ему не удалось организовать даже собственных сторонников в поддержку относительно скромного предложения, направленного на предотвращение краха национальной программы страхования по старости. Популярность Буша сильно упала в связи с пенсионной реформой.
Некоторые приписывают всеобщий крах попыток реформ тому, что у власти собрались исключительно неэффективные лидеры. Это полная чепуха, и, кроме того, если люди настолько недовольны работой своих лидеров, почему же они избирают их снова и снова?
Нет, проблемы лежат глубже. Фактом является то, что людям всюду трудно приспособиться к быстрым изменениям, вызванным прогрессом технологии и глобализацией. Ведь, хотя глобализация производит на свет куда больше победителей, чем проигравших, многие все равно беспокоятся, и обеспокоенные люди оказывают давление на своих лидеров, чтобы замедлить ход событий.
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Вы можете сказать американцам и европейцам, что они должны радоваться огромному количеству дешевых товаров и дешевому кредиту, появившемуся в результате торговли с Азией. Но все политики этих стран, по-видимому, волнуются о том, что некоторые фермеры или рабочие в текстильной промышленности могут потерять работу. Вы можете сказать латиноамериканцам или африканцам, что неутолимая жажда Азии до природных ресурсов приведет к тому, что цены на их товарные и сельскохозяйственные статьи экспорта будут все расти и расти, благодаря чему пшеничные поля превратятся в золотые жилы. Но все их политические деятели, по-видимому, беспокоятся о защите обреченных отечественных производителей от конкуренции со стороны низкооплачиваемых работников из Азии.
Председатель Федеральной резервной системы США (вскоре покидающий свой пост) Алан Гринспэн проповедует гибкость как способ справиться с глобализацией. На каком-то уровне, конечно, он прав. Сегодняшний мир – мир быстро изменяющихся потоков, в котором сегодня регион процветает, а на следующий день его фабрики постигает такой экономический крах, как будто на них обрушился ураган «Катрина».
Если изменения неизбежны, то мы должны сделать наши экономические системы более гибкими и приготовиться к тому, чтобы смириться с последствиями. Нет никакого другого пути. Так почему же публика не принимает эту необходимость гибкости, которая, в конце концов, и есть сущность экономической либерализации на основе рынка?
Проблема состоит в том, что большинство людей не очень-то стремятся жить в мире молниеносных перемен. Большинство – люди привычки; они жаждут предсказуемости. Немецкие рабочие, которые делают высококачественные станки, гордятся своим ремеслом, и они не хотят, чтобы им говорили, что ту же самую работу можно выполнить в Польше и Словакии за намного меньшую цену. Итальянские производители одежды долго были предметом зависти для всего мира. Эти мастера не хотят, чтобы им говорили, что они должны начать переквалифицироваться в гидов для обслуживания неизбежной в будущем орды китайских туристов среднего достатка, поскольку Китай захватывает позиции в передовых отраслях легкой промышленности, таких, как производство одежды.
При таком сопротивлении переменам неудивительно, что очень многие политические лидеры пытаются убаюкать своих избирателей, надеясь, что когда все проснутся, это все окажется сном.
Азия, конечно, не такова. Китай развивается в головокружительном темпе. Целые города в одночасье поднимаются из песков пустыни. Китай за каждые пять лет строит больше дорог, аэропортов и мостов, чем Европа и США, вместе взятые, – за двадцать.
Китайское общество, с его длинной историей катастрофических, часто насильственных изменений, возможно, имеет лучшую приспособляемость, чем большинство остальных. В Индии, где, как говорят, существует «мощное согласие в отношении слабой реформы», события развиваются намного медленнее – но всегда вперед. Поскольку Индия еще далеко не стала таким мощным фактором в мировой торговле, как Китай, 1,2 миллиарда китайцев неуклонно стремятся на мировую арену.
Будет ли продолжаться нынешний паралич реформы вне Азии? Изменятся ли политические ветры, придавая новую силу экономической либерализации, появятся ли на сцене политические деятели, подобные британскому премьеру Маргарет Тэтчер или президенту США Рональду Рейгану, пышущие огнем перемен? Скажут ли наконец политики своим гражданам, что, если их экономические системы будут продолжать спать, то они могут и не проснуться?
Я полагаю, что в большинстве стран эра «терапии сном» скоро подойдет к концу. Но я боюсь, что перемены могут вызвать глобальный экономический кризис, порожденный, скажем, уродливой эволюцией экстравагантных наклонностей США по части внешних займов. Возможно, только тогда люди начнут просыпаться и голосовать за политических деятелей, настаивающих на придании нового импульса экономическим реформам.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
By asserting its right to pursue an immigration policy at odds with that of the US federal government, Texas is reviving a constitutional debate that recurred throughout the early nineteenth century, culminating in the Civil War. It is an ominous reminder that the perpetuation of the Union can never be taken for granted.
highlights the constitutional threat posed by the state's attempt to impose its own immigration policy.
With Ukraine depleted and overstretched, and with Russia posing a security threat to the Baltics and Europe more broadly, diplomatic and strategic coordination is more necessary than it has been since the end of the Cold War. Yet political leaders in Europe and the United States look too weak to rise to the occasion.
worries that Western political leaders lack the will to take the risky decisions that security demands.
Если 90-е годы были эрой экономической шоковой терапии, то нынешнее десятилетие, возможно, запомнится параличом экономической реформы. Хотя причины затора в разных странах различны, общим является то, что лишь немногие политические деятели в мире добиваются больших успехов в деле оживления экономики своей страны.
Проблема существует не только на вновь образующихся рынках типа Индонезии, Мексики и Бразилии, где находящиеся у власти левые оказались не в состоянии найти жизнеспособную альтернативу массово осуждаемому «Вашингтонскому консенсусу» об экономической либерализации. То же самое явление наблюдается и во многих богатых странах.
По замечательному совпадению, японский премьер-министр Дзюнитиро Коидзуми и немецкий канцлер Герхард Шрёдер практически одновременно объявили досрочные выборы в надежде подстегнуть реформу. В Германии самыми неотложными являются реформы рынка труда и налоговой системы. В Японии правительство Коидзуми хочет приватизировать чудовищных размеров почтовую службу, гигантская финансовая рука которой, словно питон, обвилась вокруг банковской системы страны.
Даже в Соединенных Штатах, одном из немногих мест, где экономическая либерализация не является ругательным словом, президент Джордж Буш испытал определенные разочарования. Несмотря на огромные затраты времени и энергии, ему не удалось организовать даже собственных сторонников в поддержку относительно скромного предложения, направленного на предотвращение краха национальной программы страхования по старости. Популярность Буша сильно упала в связи с пенсионной реформой.
Некоторые приписывают всеобщий крах попыток реформ тому, что у власти собрались исключительно неэффективные лидеры. Это полная чепуха, и, кроме того, если люди настолько недовольны работой своих лидеров, почему же они избирают их снова и снова?
Нет, проблемы лежат глубже. Фактом является то, что людям всюду трудно приспособиться к быстрым изменениям, вызванным прогрессом технологии и глобализацией. Ведь, хотя глобализация производит на свет куда больше победителей, чем проигравших, многие все равно беспокоятся, и обеспокоенные люди оказывают давление на своих лидеров, чтобы замедлить ход событий.
Subscribe to PS Digital
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Вы можете сказать американцам и европейцам, что они должны радоваться огромному количеству дешевых товаров и дешевому кредиту, появившемуся в результате торговли с Азией. Но все политики этих стран, по-видимому, волнуются о том, что некоторые фермеры или рабочие в текстильной промышленности могут потерять работу. Вы можете сказать латиноамериканцам или африканцам, что неутолимая жажда Азии до природных ресурсов приведет к тому, что цены на их товарные и сельскохозяйственные статьи экспорта будут все расти и расти, благодаря чему пшеничные поля превратятся в золотые жилы. Но все их политические деятели, по-видимому, беспокоятся о защите обреченных отечественных производителей от конкуренции со стороны низкооплачиваемых работников из Азии.
Председатель Федеральной резервной системы США (вскоре покидающий свой пост) Алан Гринспэн проповедует гибкость как способ справиться с глобализацией. На каком-то уровне, конечно, он прав. Сегодняшний мир – мир быстро изменяющихся потоков, в котором сегодня регион процветает, а на следующий день его фабрики постигает такой экономический крах, как будто на них обрушился ураган «Катрина».
Если изменения неизбежны, то мы должны сделать наши экономические системы более гибкими и приготовиться к тому, чтобы смириться с последствиями. Нет никакого другого пути. Так почему же публика не принимает эту необходимость гибкости, которая, в конце концов, и есть сущность экономической либерализации на основе рынка?
Проблема состоит в том, что большинство людей не очень-то стремятся жить в мире молниеносных перемен. Большинство – люди привычки; они жаждут предсказуемости. Немецкие рабочие, которые делают высококачественные станки, гордятся своим ремеслом, и они не хотят, чтобы им говорили, что ту же самую работу можно выполнить в Польше и Словакии за намного меньшую цену. Итальянские производители одежды долго были предметом зависти для всего мира. Эти мастера не хотят, чтобы им говорили, что они должны начать переквалифицироваться в гидов для обслуживания неизбежной в будущем орды китайских туристов среднего достатка, поскольку Китай захватывает позиции в передовых отраслях легкой промышленности, таких, как производство одежды.
При таком сопротивлении переменам неудивительно, что очень многие политические лидеры пытаются убаюкать своих избирателей, надеясь, что когда все проснутся, это все окажется сном.
Азия, конечно, не такова. Китай развивается в головокружительном темпе. Целые города в одночасье поднимаются из песков пустыни. Китай за каждые пять лет строит больше дорог, аэропортов и мостов, чем Европа и США, вместе взятые, – за двадцать.
Китайское общество, с его длинной историей катастрофических, часто насильственных изменений, возможно, имеет лучшую приспособляемость, чем большинство остальных. В Индии, где, как говорят, существует «мощное согласие в отношении слабой реформы», события развиваются намного медленнее – но всегда вперед. Поскольку Индия еще далеко не стала таким мощным фактором в мировой торговле, как Китай, 1,2 миллиарда китайцев неуклонно стремятся на мировую арену.
Будет ли продолжаться нынешний паралич реформы вне Азии? Изменятся ли политические ветры, придавая новую силу экономической либерализации, появятся ли на сцене политические деятели, подобные британскому премьеру Маргарет Тэтчер или президенту США Рональду Рейгану, пышущие огнем перемен? Скажут ли наконец политики своим гражданам, что, если их экономические системы будут продолжать спать, то они могут и не проснуться?
Я полагаю, что в большинстве стран эра «терапии сном» скоро подойдет к концу. Но я боюсь, что перемены могут вызвать глобальный экономический кризис, порожденный, скажем, уродливой эволюцией экстравагантных наклонностей США по части внешних займов. Возможно, только тогда люди начнут просыпаться и голосовать за политических деятелей, настаивающих на придании нового импульса экономическим реформам.