ПАРИЖ – О, эта ярость затхлости, вызванная объявлением Боба Дилана лауреатом Нобелевской премии! Сколько негодования у академиков – но не шведских, конечно, а мировой церкви литературологии.
У литературной бюрократии, пребывающей в состоянии полной определённости и погружённой в мелочные расчёты и полоумную прогностику, будучи при этом готовой ловко менять свою позицию, наблюдается явная паника. А был ли выбор Дилана политическим или неполитическим? А почему американец? Почему не женщина? Почему не голос – любой голос – явного меньшинства? А почему не тот, который ждёт уже 20 лет? Или вот этот, уже потерявший надежду?
Правда, какой бы неприятной она не была для всех этих ретроградов, в том, что вручение Нобелевской премии по литературе автору, который написал всего лишь одну книгу, является не более удивительным фактом, чем её вручение Дарио Фо или Уинстону Черчиллю, которые написали не намного больше.
ПАРИЖ – О, эта ярость затхлости, вызванная объявлением Боба Дилана лауреатом Нобелевской премии! Сколько негодования у академиков – но не шведских, конечно, а мировой церкви литературологии.
У литературной бюрократии, пребывающей в состоянии полной определённости и погружённой в мелочные расчёты и полоумную прогностику, будучи при этом готовой ловко менять свою позицию, наблюдается явная паника. А был ли выбор Дилана политическим или неполитическим? А почему американец? Почему не женщина? Почему не голос – любой голос – явного меньшинства? А почему не тот, который ждёт уже 20 лет? Или вот этот, уже потерявший надежду?
Правда, какой бы неприятной она не была для всех этих ретроградов, в том, что вручение Нобелевской премии по литературе автору, который написал всего лишь одну книгу, является не более удивительным фактом, чем её вручение Дарио Фо или Уинстону Черчиллю, которые написали не намного больше.