ЛОНДОН – Если история повторяется – сначала трагедия, а потом фарс – то дальше – Борис Джонсон, политик – оборотень, который воплощает в себе противоречия нашей эпохи. Джонсон является трибуной для людей, выросших с привилегиями в 1%; потомок иммигрантов, агитировавший за закрытие границ; Консерватор, который хочет перевернуть политический строй; эрудированный человек, что насмехается над знаниями; и космополит, который случайно называет черных людей “негритятами”. Джонсон сделал больше, чем кто-либо другой, чтобы похоронить Европейское будущее Британии; но его ультра-гибкость еще может оказаться ее спасением.
В своем первом публичном выступлении, после назначения Министром иностранных дел, Джонсон сравнил Brexit голосование с Французской революцией. Провоцируя шефа Французского посольства на праздновании Дня взятия Бастилии, он приветствовал референдум как “великое народное восстание против удушающего бюрократического старого режима (sic!), чьи демократические ценности стали уже далеко не так очевидны”.
Но Brexit голосование – с его обещанием воссоздать вчерашнюю Британию – менее революция, чем контрреволюция. Борис и его группа брекситеров имеют больше общего с Луи Наполеоном Бонапартом, который свергнул Французскую республику, чтобы создать новую монархию, чем с Дантоном или Робеспьером.
ЛОНДОН – Если история повторяется – сначала трагедия, а потом фарс – то дальше – Борис Джонсон, политик – оборотень, который воплощает в себе противоречия нашей эпохи. Джонсон является трибуной для людей, выросших с привилегиями в 1%; потомок иммигрантов, агитировавший за закрытие границ; Консерватор, который хочет перевернуть политический строй; эрудированный человек, что насмехается над знаниями; и космополит, который случайно называет черных людей “негритятами”. Джонсон сделал больше, чем кто-либо другой, чтобы похоронить Европейское будущее Британии; но его ультра-гибкость еще может оказаться ее спасением.
В своем первом публичном выступлении, после назначения Министром иностранных дел, Джонсон сравнил Brexit голосование с Французской революцией. Провоцируя шефа Французского посольства на праздновании Дня взятия Бастилии, он приветствовал референдум как “великое народное восстание против удушающего бюрократического старого режима (sic!), чьи демократические ценности стали уже далеко не так очевидны”.
Но Brexit голосование – с его обещанием воссоздать вчерашнюю Британию – менее революция, чем контрреволюция. Борис и его группа брекситеров имеют больше общего с Луи Наполеоном Бонапартом, который свергнул Французскую республику, чтобы создать новую монархию, чем с Дантоном или Робеспьером.